Он играл моего брата, хотя с первого взгляда было очевидно, что родители у нас разные. Причем у Филиппа — драматическая роль: все вокруг поют, а он должен просто говорить. Чувствовал он, видимо, себя, как рыба на суше. За кулисами подходил ко мне и взволнованно заглядывал в глаза: «Ну как я выступил, нормально?» «Все о’кей!» — подбадривал я звезду эстрады. Это было незадолго до того, как Киркоров увидел мою сестру в спектакле «Губы» и пригласил на роль в мюзикл «Чикаго».
— В «Метро» у вас начался роман с партнершей по сцене и будущей женой Екатериной Масловской. Она в своих интервью говорила, что влюбилась с первого взгляда, но вы были не свободны. А в интернет-биографии у вас написано, что вы тогда якобы встречались с внучатой племянницей Березовского…
— Что ж я денег-то не взял у Березовского на карманные расходы?
Для самого загадка, почему приписывают такие родственные связи моей однокурснице Марьяне. Может, сам чего не знаю? Наш студенческий роман даже браком не назовешь — мы встречались два года, а прожили вместе всего неделю, после чего Марьяна попросила меня собирать шмотки… Вместе с ней я отпустил свою юность — все-таки Марьяна была частью кипящего котла под названием «театральный вуз»… А выбросило меня из него по прозаичной причине: моя девушка довольно рано начала хорошо зарабатывать, я же еле сводил концы с концами. Даже при всем успехе мюзикла «Метро» мое положение не улучшилось — мы получали по 50 долларов за спектакль, а на сцену меня выпускали от силы раз пять в месяц.
И ущемленное мужское эго толкало на отвратительные поступки: я нервничал, огрызался... Как-то вышли из кино в компании друзей Марьяны после сеанса «Танцующей в темноте». Они наперебой восхищаются, а меня так и подмывает ляпнуть им что-нибудь назло. «Плохая операторская работа!» — говорю и сам понимаю, что наехал на лучшее, что есть у Ларса фон Триера. Все вокруг, конечно, решили, что я быдло и лишен вкуса. Каждая подобная выходка отрывала меня от Марьяны — я старался выглядеть глупее, чем на самом деле, а ей было за меня стыдно. Наконец она купила себе квартиру. И подразумевалось, что мы съезжаемся. Я тогда считал, что один факт совместного проживания делает пару семьей. Как выяснилось, ошибался: первые же дни в квартире моей девушки показали, что мы не подходим друг другу — ни в быту, ни по характеру.
У Марьяны, видимо, уже был готов запасной аэродром: ей нужен был сильный мужик, а не 24-летний мальчик... Но мое самолюбие было раздавлено — переживал, как всегда, неистово. Первые два года даже с однокурсниками не встречался. Жил как в вате, ничего не чувствовал…
По инерции я и сошелся с Катей Масловской, которая проявила ко мне интерес. Опять же в «Метро» мы играли любовь. Я тогда был телок, которого можно вести куда угодно, — и меня затащили в загс. Это ведь Катя предложила пожениться, а я легкомысленно согласился. Шел, куда вела кривая… Поначалу сам себя обманывал, что люблю свою жену, хотя друзья убеждали меня в обратном. И это все совпало с выходом «Бригады», когда у меня крышу снесло от популярности. К моменту рождения сына я стал другим человеком…
…Нас с Дюжевым пригласили в Краснодар провести конкурс красоты.
Не успели объявить, как из тысячного зала послышался рев, который слился в протяжное «о»: «Ко-осмо-ос! Пчё-o-ола!» Задумывался ли я раньше, когда мечтал о лаврах, как это страшно — исступленная толпа? И так везде, где бы мы ни появлялись. Пытались на творческих встречах что-то петь и рассказывать… Никто не слушает — просто стойте на сцене, как живые! Астрахань, Омск, Пермь… Однажды фанаты чуть наш автобус не перевернули на радостях.
Я имел неосторожность поделиться своей эйфорией с коллегами на передаче «Театр плюс ТВ». Как раз травили байки о поклонниках. И я со счастливой рожей заявил: «А нас с «Бригадой» встречают, как The Beatles!»
