На его вопрос: «Выйдешь за меня замуж?» она, не раздумывая, ответила: «Да». Забеременела, ждали сына, хотели назвать Иваном, как папиного отца. С гастролей папа писал маме в том духе, что целует ее в живот, целует их Ванечку. А родилась я...
— Георгий Иванович проявил себя как умелый отец?
— Есть одна история, которую мама рассказывала, если случалось, при папе, но чаще без него, потому что он смущался. Отец сам был острым на язык, с одной лишь оговоркой: как он писал в дневнике, если хочешь посмеяться над кем-то, делай так, чтобы смеялись и над тобой. Придя в очередной раз на съемку — это я уже в сторону ухожу от той уморительной истории, что случилась вскоре после моего рождения, но вернусь к ней, — папа увидел, что один человек из их группы напился.
И все над выпившим прикалывались. Тогда отец подошел к нему, сел рядом и начал рассказывать так, чтобы остальным было слышно: мол, я тоже вчера надрался, потом думаю, какое число? Взял бутылку пива опохмелиться, смотрю на крышку — уже второе. Съемочная группа лежала от хохота. А байку-то папа сочинил, чтобы не только над тем бедолагой смеялись.
Он сострадательный был. Вспоминаю, как возвращались с ним в общежитие по тропинке через пустырь. Скользко было, впереди нас пытался удержаться на ногах пьяный мужик, но то и дело падал, потом кое-как поднимался и заваливался опять. Папа говорит: «Машунечка, подожди». Поднял дядьку, отвел в сторону, посадил на что-то возле шоссе недалеко от остановки… Но я отвлеклась, а хотела рассказать историю, которая приводила папу в смущение...
Я, грудная, как-то разоралась, и меня ничем не могли успокоить. Отец перепугался: «Что с ребенком?» Вызвали врача, тот заверил, что ничего серьезного, газы, у детей это бывает, и посоветовал поить укропной водичкой. В аптеке папа спросил, сколько стоит укропная вода, и пробил в кассе четыре копейки. А когда вернулся к окошку, там уже была другая фармацевт, которая молча дала ему что-то запакованное в бумажку. Дома мама, повертев в руках маленький пакетик, удивленно посмотрела на мужа… Фармацевт, наверное, подумала, что запыхавшийся мужик, без слов протягивающий чек на четыре копейки, может покупать лишь «изделие номер два». Да, это был презерватив. Мама спросила только: «Жор, этот пакетик похож на бутылочку с укропной водой?» Обалдевший папа бросился назад в аптеку. Стыдно ему как было!..
Нет, он старался, помогая маме за мной ухаживать. У меня в детстве несколько раз случалось воспаление среднего уха, я ночами стонала от боли, и отец с матерью по очереди носили меня на руках. Папа мог быть уставшим после вечернего спектакля, с утра его ждала репетиция в театре, потом — съемки, вечером опять спектакль, но он таскал меня полночи, чтобы мама, которой тоже предстояло назавтра ехать в театр, хоть немного поспала.
Мать с отцом много работали, поэтому меня отправили в Пермь к папиным родителям. Дедушку я называла «папа Ваня», а бабушку — «мама Маруся», в честь нее мне, кстати, и дали имя Мария. Бабушка родила моего отца в муках — он появился на свет весом в пять с чем-то килограммов, — и всю жизнь папа был для нее светом в окошке. Он говорил Василию Шукшину, с которым подружился, что они с ним — маменькины сынки, и оба этим гордились.
Бабушка была волевой, решительной, а папа Ваня — покладистым, тихим, чувствительным.
Однажды зимой он поскользнулся на улице, упал и сломал ногу. А у нас с ним была игра. Когда мы шли гулять, я начинала смотреть на него исподлобья, и он спрашивал, окая: «Ну, чо ты на меня смотришь?» «Пап Вань, на буковку «мэ». — «Чо, мороженку?» Дедушка покупал мне мороженое в стаканчике, за семь копеек, а когда я шла на улицу одна, давал мне денежки. Теперь же, когда он едва начал ходить с палочкой после перелома, я ни о каком мороженом не думала, а собирала его копеечки. Рядом с нашим домом находилась аптека, и в один из дней я, набрав нужное количество мелочи — той, что папа Ваня давал мне на «мороженку»,— пошла и купила ему резиновый наконечник для палочки: видела, что палка у него все время скользит.
