Из Смоленска в Мурманск они поездом добирались суток четверо. Мама с папой жили в общежитии: большая общая кухня, туалет с шумным смывным бачком и резаной газетой на гвозде.
Как только бабушка увидела дочку, руками всплеснула — кожа да кости! Огляделась вокруг — и вовсе расстроилась. Восьмимесячный грудничок лежит в кроватке почему-то в нелепом платьице, наспех сшитом из полосатого матраса (мама с иголкой всегда была на вы), рядом на диване без простыни папа храпит, на нем домашние шаровары с огромными дырками на коленях. По-моему, он в этих штанах и в театр ходил. Они же совсем нищие были. Голь перекатная!
В общем, бабушка Лиза посмотрела на житье-бытье дочки с зятем и решила забрать меня.
Для мамы, конечно, это было большим облегчением, да и папа не возражал. В театре у него не особо ладилось: он часто позволял себе расслабляться и срывал спектакли. Мама его всячески покрывала.
Они — ровесники, мама меня родила, когда ей было 23. Они сами дети еще, ну куда им ребенок?
За два дня меня отняли от маминой груди и повезли в Смоленск. Дверь открыл дедушка и обомлел: на пороге стоит бабушка, в одной руке — кулек, а в другой — ладошка Любочки. Увидев неожиданный сюрприз (а я всю жизнь для всех была сюрпризом!), дедушка захлопнул перед ее носом дверь...
— Вези обратно! Есть родители!
Словом, попали мы с бабушкой ему под горячую руку. Но он быстро отошел и открыл дверь.
А куда деваться-то? Меня положили на кровать, развернули одеяло, осмотрели со всех сторон и любили потом даже больше, чем родную дочку. Жалели, наверное. Вроде и есть родители, а по существу — нет. С этого дня я до 15 лет жила у них в Смоленске…
Мне повезло, что бабушка взяла меня к себе. Тогда, будучи ребенком, я, естественно, была обижена на родителей и очень много горького в жизни испытала. Зато сейчас смотрю на прошлое другими глазами и лучше все понимаю…
Актерская жизнь очень трудная. Было ли это предательством по отношению ко мне? Наверное, нет. Просто актеры — большие эгоисты, живут для себя. На первом месте — я и мое творчество, а дети — что-то второстепенное… В Смоленске прошло мое счастливое детство.
Бабушка, Лиза Линевич, была «голубых кровей». Ее дед — главнокомандующий Западным фронтом царской России, первый муж — актер Владимир Александрович Ленин. Она была настоящая бунинская девушка: великолепно образованная, писала и читала по-французски, играла на фортепиано. В молодости танцевала на сцене. Однажды Вахтанг Чабукиани приехал в Баку в поисках партнерши и буквально вытащил Лизу из последнего ряда кордебалета. Но она сломала ножку, и с балетом было покончено навсегда…
А потом наступили «окаянные дни», сломавшие жизнь этой прекрасной семьи. Революция, Первая мировая, Великая Отечественная…
Так они очутились в Смоленске. Мой родной дедушка, к сожалению, очень рано умер.
Бабушка вышла замуж за хорошего человека…
Вот они вдвоем меня и воспитывали. В их доме я обрела семью и стала называть бабушку и неродного дедушку мамой и папой, а свою тетю Любочку — сестричкой. Хотя родители приезжали, присылали посылки, писали письма. Но ведь недаром говорят: «Родитель не тот, кто родил, а кто воспитал».
Бабушка, надо сказать, очень папу моего любила и, когда они с мамой поженились, все время твердила: «Миша — очень добрый, хороший, он мне по душе. Таких больше нет…»
Он действительно был простой, обаятельный парень, еще не испорченный славой. Приезжал с мамой летом под Смоленск, к нам на дачу. Помню, наденет старую шляпу и сапоги и идет в лес по грибы. А еще я часами могла наблюдать за его «творчеством»: ножом он ловко вырезал на палке затейливые узоры.
Я уверена, папа родился под счастливой звездой, судьба его хранила.
Он был ее любимчиком. Да его любили все: располагающее лицо, компанейский характер... Люди к нему тянулись, с удовольствием угощали, мгновенно становились друзьями. Обращались по имени — Миша — и сразу переходили на ты.
А он удивительно умел все перенимать. Во МХАТе быстро всего нахватался, но… по верхам. Глубоких знаний так и не получил, да, может, они ему были и не нужны, настолько был талантлив и органичен. В 1944-м его пригласили в картину «Свадьба», где его герой великолепно танцует. Он сразу же запомнился публике. Марк Бернес, с которым они дружили, прозвал его за большую смекалку Крестьянином.
— Ну как дела, Крестьянин?
— Да ничего, живем — боронуем, пашем…
— Знаешь, Михаил…
