Вечером на вокзале моросил мелкий дождик, горел фонарь... Валера провожал меня, и я смотрела в его сияющие глаза с ресницами-опахалами. Когда приехала к маме, все ей рассказала. «Он, — говорю, — совсем молодой…» Мама спросила только: «Ты его любишь?»
Во время съемок «Тихого Дона» пришла я в очередной раз на репетицию к нашему режиссеру, Сергею Герасимову. Никого из группы еще не было. Сергей Аполлинариевич усадил меня на диван, стал расспрашивать о жизни.
Я поведала ему и про погибшего отца, и про мамину нелегкую судьбу, и про свои мытарства... «Вам, наверное, все рассказывают про себя?» — спрашиваю Герасимова. — «Так еще никто не рассказывал». Тогда я и призналась: «А я люблю вас». И расплакалась. Он подошел ко мне и говорит: «Знаешь что, Зинуша, надо преодолевать свои страсти. Научись держать себя в руках, потом сама себе будешь благодарна».
И, глядя на меня, улыбнулся: «А ушки у тебя — как пельмешки». Я удивилась, а Герасимов, оказывается, любил пельмени, отсюда и такое сравнение. Вдруг поцеловал меня в щеку, возле губ. «Готовься, — сказал напоследок, — скоро начинаем снимать».
— Насчет «держать себя в руках»: у вас и так, по-моему, что называется, горделивая осанка. Мальчики- ровесники не робели перед вами?
— У меня еще в школе был такой характер, что если парень посмотрел заинтересованно, он мне уже не нравился.
А вот если не обращал внимания, меня разбирало. В старшем классе школы, помню, приглянулся один, но он дружил с другой девочкой, поэтому и понравился. И вдруг переметнулся ко мне. Как-то раз мы с ним поспорили о чем-то, и он ударил меня по щеке. Все, этот мальчик перестал для меня существовать. Я уже училась во ВГИКе, когда он приехал повидаться. Я видеть его не могла... Помню, сижу в комнате, на него не смотрю, но в стекле линзы, которая ставилась перед телевизором, отражалась его фигура. Так мне было противно даже это отражение! Так гость и уехал ни с чем.
Кавалеры у меня в молодости были, но не так чтобы много.
Что-то заставляло парней держать дистанцию. Уже потом многие признавались, что просто не решались подойти. Недаром Герасимов обо мне сказал: «Сурова, как сама жизнь».
— Не от родителей ли шло это «да — да, нет — нет»?
— Одно из моих первых воспоминаний — лицо отца в застекленном верхе входной двери. «Идочка, — попросил он громко, — открой дверь, доченька». Я открыла. Следующий кадр воспоминаний — я на руках у папы, который несет меня по улице. Затем — вокзальная площадь, он купил мне в деревянном ларьке конфеты. Помню, как мама потом забирала меня от папы с бабушкой. Мне было три года, к тому времени родители расстались...
Маме выбрал жениха отец — фигурой он был колоритной.
