Умерла в расцвете лет. Такой была судьба Нины Скуйбиной.
А я закончила эту работу, начиналась следующая. Предложения поступали постоянно, попадались и весьма интересные. Как хорошо отлаженный паровоз, я встала на привычные рельсы и покатила. Все, казалось бы, позади. Но герои моей жизни имеют тенденцию возвращаться… Сначала возник папа Лорик. Мы переписывались с ним, хотя и редко. Отец страшно гордился, получая от меня открытки из-за границы. Я, зная про эту его радость несусветную, старалась баловать. И вот однажды мне пришло письмо со странным обратным адресом, я кинулась читать и… «Валя, я нахожусь в белорусском городе Могилевцы в психиатрической больнице. Забрать меня может только родственник, человек с моей фамилией… Помоги мне, пожалуйста».
У меня как раз намечались гастроли в Минске. И вот, отработав, поехала искать эти Могилевцы.
У главврача дурдома, в котором лежал отец, был поврежден один глаз и, протягивая мне руку, он представился: «Главный сумасшедший. Здравствуйте». «Ну, — думаю, — юмор у мужика есть. Уже неплохо». Доктор объяснил мне, что я действительно могу забрать своего отца, если, конечно, есть такое желание. «А он правда сумасшедший?» — набралась смелости и спросила я. «Да бог с вами! Обыкновенное старческое слабоумие. 74 года — это вам, дорогая, не шуточки». — «А что еще можете сказать?» — «Я знаю, что у него есть жена и двое детей, но за три месяца, что ваш отец у нас, его никто ни разу не навестил». Забрать его к себе я не могла. Перед гастролями заикнулась маме о том, что папа в сумасшедшем доме и, возможно, его придется оттуда вызволять.
«Если дурнородный Талызин здесь появится, я выброшусь из окна. А мы, Валя, живем на одиннадцатом этаже!» — тут же пообещала мама. Собственно, я и не сомневалась в том, что ее реакция будет именно такой… Обида, страшная обида жила в ней до самой смерти, и ничего невозможно было поделать. И тогда я написала его сестре, тете Лине, в Омск: «Вы примете отца?» «Да, конечно», — ответила она, и я успокоилась.
Какие-то люди собирали моего папку в дорогу, гладили и укладывали его одежду, помогали упаковать сумку. «Валя, ты понимаешь, у меня там вещи… Надо заехать к Зосе и детям», — сказал отец. Хорошо, значит, в Брест.
Дверь открыла полноватая, сильно накрашенная женщина с несуразно большой головой.
И, боже мой, между ними — а они ведь были уже совсем пожилыми людьми — летели искры такой ненависти и злобы! Я дальше порога не пошла, стояла королевой и смотрела на ту, которая принесла нам с мамой столько горя. Папиных детей дома не было. Зося кричала и швыряла отцу вещи, а он их собирал. Я не стала ему помогать. Напоследок полька сказала: «Отличное решение! Вот и заберите его. Он может быть сторожем у вас на даче!» И еще что-то вроде «ваша мама»… Тут-то я и высказалась: «Моя мама никогда не примет его назад, он ведь предпочел вас. Хотя какая теперь разница?»
Я посадила отца на поезд в Сибирь. Он махал мне в окошко. А я думала, как все-таки причудливо тасуется колода. «Дурнородный Талызин» всю жизнь висел надо мной как дамоклов меч, я же его дочь. Из-за того, как он с нами поступил, не умела и не хотела выстраивать отношения с мужчинами.
Заранее была уверена — обманут, предадут, принесут только боль. И вот теперь этот «дамоклов меч» сидит в вагоне со всклокоченными остатками седых волос и беспомощным взглядом. Он настолько слаб и растерян, что не смог обойтись без дочки, которую когда-то так жестоко бросил.
Как только папа Лорик освоился у тети Лины, сразу нашел себе там веселую старушку, которая начала повторять: «Я так люблю Сережу!» Во время моего очередного приезда в Омск мы с отцом гуляли по бульвару, и он признался, что женился. «Сам не знаю, — пожал он плечами, — почему она за меня пошла. Машинка-то уже не работает». Ах, папа, папа… Я ничего ему не сказала.
Умер отец, когда ему было за восемьдесят. И его шестая жена причитала над гробом: «Сереженька...»
…Перестройка реанимировала многие фильмы.
Сняли с полки и наш «Иванов катер». Актеров вызвали на озвучание. Про давнюю интрижку с Юрой Орловым я и думать уже забыла. Была просто рада увидеть старого знакомого, и ничего более. Потащила его в ресторан ВТО выпить за встречу шампанского. Назавтра он снова пил с кем-то, и потом пил — с каждым, кто предлагал... Озвучание закончилось дня через четыре. Директор наш вручил Юре билет до Киева и даже проводил в аэропорт. Спустя несколько дней звонит мама Орлова: «Юры все еще нет». Мы переполошились. Как его может не быть, если директор оставил его во Внуково за полчаса до окончания регистрации? Обзвонили все отделения милиции, морги и наконец наши его в психиатричке, знаменитой больнице Кащенко. Целый месяц мы по очереди ездили его навещать.
