Творческие планы помогли мне выздороветь, и настал наконец тот счастливый день, когда я очутился в репетиционном зале Лондона, оставив в Париже жену и маленькую дочь.
В английской столице я поселился в небольшой квартирке, окна которой выходили на Холланд-парк. В первые рассветные часы через открытые окна ко мне долетали запахи дождливого лондонского воздуха и звонкий щебет детворы, высыпавшей шумной толпой на раннюю прогулку. Поначалу репетиции шли плохо — Марго меня не слушалась и, видимо, на правах близкой подруги капризничала. Я уже начал сожалеть о том, что согласился, но через пару дней наших совместных мучений она мне представила своего партнера. Им и оказался Нуреев.
Красавцем назвать его язык не поворачивался. При этом он производил впечатление совершенно ослепительного человека.
Среднего роста, крепкий и гибкий, он обладал мускулистыми, чуть коротковатыми по балетным меркам ногами и руками, совершенно гладкой, по-детски неразвитой грудью, большими губами со шрамом, пронзительными карими глазами и повадками уличного хулигана. Казалось бы, ничего особенного, но вы каким-то необъяснимым образом мгновенно подпадали под его гипнотические чары. Он вас околдовывал. Его речь была очень своеобразной — через слово звучало русское ругательство «п…да» и английское «fuck yourself» (самое невинное!), слушать это было неприятно. А ему, я видел, доставляло особую радость наблюдать за тем, как собеседник краснеет, выслушивая матерные слова. Он плоховато изъяснялся на французском, английском и быстро придумал свой собственный американо-матерный язык.
Всех женщин называл «bitch» (сука), к мужчинам относился чуть более терпимо. Они шли под кодовым выражением «nice boy» (милый мальчик). Исключение составляли лишь приближенные — я, светская красавица Мари-Элен де Ротшильд, подруга и сиделка Дус Франсуа, его возлюбленная Марго, о которой он мне как-то сказал: «Знаешь, она — женщина моей жизни, я должен был бы на ней жениться». Так что мы не относились ни к «сукам», ни к «милым мальчикам».
И вот настал день первой совместной репетиции. Прослушав музыкальный отрывок, я показал Рудольфу «шаг», который придумал для его героя. Нурееву понравилось. Тут я заметил: чисто драматургически было бы интересно повторить это движение три раза подряд, на что вдруг услышал категорическое «нет, только один раз» и увидел победоносную улыбку человека, который не привык никому подчиняться.
— Не хочешь повторять?
Тогда репетиция закончена! — Мой характер тоже не из легких.
Рассердившись, я прервал репетицию, развернулся и ушел прочь. Утром следующего дня как ни в чем не бывало я все же явился на репетицию. Нуреев встретил меня тихо. Покорно сделал одну связку шагов, посмотрел с опаской и повторил еще два раза. «Хорошо получилось?» — спросил он боязливо. «Великолепно», — отозвался я.
Победа осталась за мной. С тех пор между нами установились очень доверительные отношения — если таковыми можно назвать отношения дрессировщика и хищника.
