Устраиваться на работу к Пугачевой я пришла с бутылкой. Как сейчас помню: открыл мне дверь ее тогдашний муж Саша Стефанович. «Пугачевочка, — сказал он громко, пропуская меня в квартиру, — к тебе пришли!» Выходит Алла. Увидела протянутую бутылку и удивилась: «А чего это ты мне коньяк принесла? Можно подумать, я его пью!»
Алла потом часто мне этот «визит» поминала: «Представляете, приперлась ко мне с бутылкой армянского!
Нет, ну ты скажи, Люська, зачем коньяк-то принесла?» Так всю жизнь и оправдываюсь. Ну не с пустыми же руками в дом приходить?! Все же разговор предстоял серьезный — я ведь устраивалась на работу к самой Пугачевой... Не знаю, коньяк ли помог, или случай, но на работу меня взяли. Полжизни моей прожито на Тверской в квартире у Пугачевой... и пережито очень много.
А до той «полжизни» тоже было немало, и порой печального. Взять хотя бы то, что родилась я во время бомбежки в Подольске. У мамы было четверо детей. Я — вторая по счету. В семье работал один отец. Он был кузнецом на заводе, его фотографии все время висели на Доске почета. Мама не работала. Сколько я себя помню, она очень тяжело болела.
Помню, как в четырнадцать лет отец учил меня варить варенье, мыть полы. Мама постоянно в больницах — дома надо было кому-то хозяйничать. После школы папа устроил меня в медсанчасть военного завода санитаркой. Там уже работал мой старший брат Стас. За восемь лет я «дослужилась» до лаборантки третьего разряда. Заочно училась в Московском химико-технологическом техникуме. Вставала каждый день в шесть утра, наверну супчику и бегу по гудку на завод. Так бы там и работала, если бы не случилось в моей жизни одно судьбоносное событие…
Однажды в Подольск приехала с концертами Тамара Миансарова. В то время мы все заслушивались ее песнями «Черный кот», «Топ-топ, топает малыш», «Пусть всегда будет солнце»... Я ее обожала и каждый раз, приезжая в Москву на сессию, старалась попасть на концерты.
Помню, как на работе девчонки говорили: «Люсь, ты в нее влюблена, потому что вы похожи». Потом уже Алла Пугачева с Кальяновым неоднократно подмечали: «Вы с Миансаровой — одно лицо!» Они, конечно, мне льстили. Не знаю, может, у нас похожа улыбка — до ушей?..
Как-то после ее концерта в «Лужниках» разговорилась с охранником. «Я ее поклонница. Вот, — говорю, — на второй концерт осталась». Вдруг он предлагает: «Слушай, могу показать ее гримерную. Хочешь? Пошли». И провел за кулисы. Мне было тогда двадцать лет. Доверчивая девочка, я чуть было не поплатилась за свое любопытство. Охранник завел меня в какую-то темную каморку с аппаратурой и как накинется! Чуть не изнасиловал. Еле отбилась!
В 1964 году летом я снова поехала на концерт.
