— Учитывая статус Невзорова как премьера, как с ним было работать? Все-таки мы с вами про многих персон говорили, что вы всегда брались за сложных. В этот раз вы взялись за легкого?
— Да. Но мне поначалу казался он... немного непонятным. Я много поставил спектаклей в Малом: и «Любовный круг» с Быстрицкой, и «Пиковую даму» с Васильевой, и у меня всегда была очень хорошая атмосфера на репетициях. Я всегда знал, что от этого зависит и качество премьеры. И потом, когда актеры играют с удовольствием, это сразу видно. У меня всегда очень доброжелательная атмосфера, и, сталкиваясь в коридорах с Невзоровым, я думал, что он очень мрачный. Никогда не улыбнется. Хотя здоровается очень хорошо всегда, смотрит в глаза. Я думаю: «Что же он такой мрачный?» Он уже к тому времени стал такой большой, седой, лохматый, он мне какого-то лешего напоминал... Я не понимал, какой к нему ключик найти. И как часто бывает — вот что значит контрапункт в театре! — душа у него оказалась невероятная. То есть вот за этой мрачностью внешней, там такой богатый мир и такая нежность. Он очень порядочный, вот почему его так любили, он безотказный. Гастроли, черт-те куда лететь — пожалуйста. Несмотря на то что народный и лауреат Госпремии, он ничего для себя не требовал...
Я даже помню, мы поехали на гастроли на поезде, что-то типа Тулы. В обычном купе ехали. Ничего, сел спокойно, рядом сидят незнакомые люди, он закрылся — надел очки, поднял воротник. То есть без претензий. Но это я потом узнал, а тогда он мне показался мрачноватым.
— Какое ваше первое впечатление при общении?
— Невзоров из тех актеров, которые никогда не могут работать с холодным носом. Не скрою, когда мы выпускаемся, всегда так мало времени, что я иногда говорю: «Давайте пройдем просто по точкам, вы можете не играть, и даже без грима». Вот стоит только такое сказать Невзорову — не играть и без грима, он выкладывается на все сто процентов. Не берег себя никогда.
