«На следующий день я пробормотала на вахте, что журналист, и прошла прямо в кабинет к Виктюку: «Здрасте, Роман Григорьевич, я ваша актриса! — Он немножко напрягся. — Вы меня не бойтесь, я нормальная. Училась в Школе-студии. А вчера посмотрела ваш спектакль. Давайте, я вам почитаю...» Прочитала монолог Федры на французском и на русском. Продекламировала басню Крылова — с падением с дивана. Встала в «березку» — надо же и физическую форму продемонстрировать. После чего выдохнула: «Все! Я ваша актриса, помните об этом!» И ушла».
— В девятом классе к нам пришла Агриппина, и я тут же ее невзлюбила. Села позади, стала дергать за волосы, советовала перейти в другую школу. Мы даже чуть не подрались. Я ж была хулиганкой, звездой. А тут вдруг явилась такая же рыжая... С которой мы стали лучшими подругами.
— Как же это случилось?
— Вечером 1 сентября я вернулась из школы и говорю папе:
— Представляешь, у нас новенькая!
— Кто такая?
— Да коза рыжая — Граня Стеклова.
Он оживился:
— Это же дочка Володи Стеклова. Прекрасная девочка, привет передавай и зови в гости!
Я чуть язык не проглотила от злости: «Ну надо же!»
Граня действительно пришла в школу с дядей Володей. Тогда как раз «Воры в законе» на экраны вышел, и вся школа по нему стонала... А мы ведь реально драться собирались — район на район, только девчонки. Пока готовились, я решила передать привет от отца.
— Дядя Боря твой отец? — удивилась она.
Оказывается, они были знакомы.
— Он меня в гости звал. И что, дура, мы драться будем? Меня отец потом убьет.
— И мой — меня.
Так и «пришлось» подружиться. Иногда я даже оставалась у нее ночевать. У Стекловых был видеомагнитофон, до четырех утра мы смотрели с Граней «Возвращение в Эдем» (еще до сериала «Богатые тоже плачут»). А потом в школе у нас кружилась голова от недосыпа.
— Агриппина родилась в семье актеров. Но и ваши родители — творческие люди.
— Да, папа Борис Григорьев — кинорежиссер. В его послужном списке — полтора десятка картин, в том числе детективы «Огарева, 6», «Петровка, 38», «Приступить к ликвидации». Мама Дина Григорьева — диктор Центрального телевидения.
— В доме, наверное, бывали известные люди?
— Очень часто — те, с кем папа учился во ВГИКе (курс был очень мощным): Родион Нахапетов, Жанна Болотова, Жанна Прохоренко. Юлиан Семенов приезжал (они вместе писали сценарии), оператор Игорь Семенович Клебанов. Вхожи в дом были и генералы с Петровки, работавшие на картинах отца консультантами. Ему же интересно было найти в преступлении человеческую историю. А генералы многое видели, многое знали...
Папа родом из Иркутска, поэтому сибирские пельмени у нас были традиционным угощением. Мы садились все вместе, лепили их в большом количестве. И народ от пельменей, как правило, не отказывался. Бывали и случайные сабантуи — жили-то мы на улице Королева, аккурат между Киностудией имени Горького, где работал отец, и телецентром «Останкино», где трудилась мама. Кто-то проезжает мимо: дай загляну к Боре/Дине...
В доме не было традиций аристократичной сервировки с дорогими сервизами и накрахмаленными скатертями. Все по-простому. Но никого это не пугало. Ели супы, не стеснялись. «Голодный?» — «Да». — «А чего тогда торт принес? Чаю хочешь или картошечки жареной поешь?» — «Давай картошечки». К слову, с маминой стороны чаще приходили не коллеги из телецентра, а певцы.
— Борис Алексеевич ведь и о Гагарине снял фильм — «Так начиналась легенда»?
— Да, готовясь к этой работе, он вышел на маму космонавта № 1, тоже позвал к нам в гости, и они общались на кухне. Анна Тимофеевна была простой женщиной. Но я ее не помню — была маленькой.
— Экзюпери говорил: «Все мы родом из детства». А вы однажды сказали, что все ваши страхи и деформации — из детского мира кино...
— Да, уже в пять лет я получила опыт работы на съемочной площадке, когда папа дал мне эпизод в фильме «Кузнечик». Меня там, правда, и не видно — на первом плане прекрасная Людмила Нильская. В мои же обязанности входило ловить бабочку, привязанную невидимой ниткой к удочке. Человек стоял за кадром и играл со мной этой бабочкой. Я была в восторге: какая сказка! При этом вокруг происходило что-то серьезное, папу моего все слушались. Дома-то было иначе — больше командовала мама.
В общем, все получилось, и вскоре папа сказал: «Ну, теперь будешь играть в «Петровке, 38» — там девочку берут в заложники. С револьвером. Я говорю: «Конечно!» Приезжаем на Студию Горького, а там — такие классные, добрые дядьки. Конфетами угощают, играют со мной. Потом меня гримируют, одевают в костюм. Да еще павильон — как сказочный мир с избушкой. И вдруг меня просят испугаться и заплакать...
Но почему? Зачем? Как ребенок я не могла понять: рядом такие прекрасные люди, я с ними подружилась. Да и револьвер, мне сказали, не стреляет. Я его даже успела подержать. В общем, никак не получалось правдоподобно заплакать в кадре. Отец не выдержал и шлепнул меня на глазах у всех. Было не столь больно, сколько обидно. До сих пор сидящий во мне ребенок не понимает: за что?! Это было в первый и последний раз в жизни, но у папы я больше сниматься не хотела. Другие режиссеры себе этого не позволяли.
— От обиды вы тогда заплакали по-настоящему?
— Конечно. Игорь Семенович Клебанов быстренько снял. И все были довольны — материал получился. Потом папа задобрил меня — и похвалил, и покормил чем-то вкусненьким... К слову, в момент, когда папа меня шлепал, зашла гример из другого павильона. И так удивилась:
