— Я правильно поняла, что первый курс вы были лучшими подругами, а потом дружба разладилась?
— Наша дружба оборвалась после того, как она впервые вышла замуж, за режиссера Василия Ордынского (много позже он прославится, сняв фильм «Хождение по мукам». — Прим. ред.). Почему-то своим первым мужем она называла Бориса Андроникашвили, но это не так... Первым был Вася, и они официально расписались. После чего приходили ко мне на квартиру к тетке, распивали чаи, но о свадьбе не говорили. О том, что Люся вышла замуж, я узнала на стороне, от других людей. Мне это показалось обидным — ведь мы подруги!
Василий Ордынский — из поколения фронтовиков, которые прервали свое обучение у Герасимова и ушли воевать. А вернулись уже повидавшими жизнь, повзрослевшими: Станислав Ростоцкий, Сергей Бондарчук, Яков Сегель... И вот где-то в коридорах «Мосфильма» Люся с ним познакомилась и быстро вышла замуж. Заведя семью, Люся все реже появлялась у нас дома. Из общежития она переехала в благоустроенную квартиру... И вдруг через какое-то время я от других узнаю, что Люся уже второй раз вышла замуж — за Бориса Андроникашвили со сценарного факультета. Сами по себе браки Люси никого не удивляли, в нашей среде бывало всякое. Но лично меня обидело до глубины души, что она ничего не сообщила об этом мне, своей «лучшей подруге». Мне было очень больно, я все узнавала последней... Поэтому наша дружба прервалась, ведь вы понимаете, как близко к сердцу в молодости воспринимаются обиды...
— Так получилось, что в 1956 году вы обе начали сниматься — Гурченко в «Карнавальной ночи», вы — в «Тихом Доне». И эти картины в будущем стали вашими визитными карточками....
— Тогда-то мы и узнали, что такое настоящее кино, когда ради кадра, длящегося несколько секунд, режиссер может биться неделю. Особенно это было свойственно Герасимову. Помню, когда снимали сцену сватовства к Наталье, он учил правильно хромать актера Даниила Ильченко, сыгравшего отца Григория. Девятнадцать раз снимали момент, когда тот, хромая, заходит в комнату! Ильченко жаловался: «Я уже не могу ходить нормально, не хромая!» Ради того чтобы снять один кадр, когда побитая Аксинья лежит под арбой и плачет, Герасимов накричал на Быстрицкую, довел ее до настоящих слез. И когда увидел, что она плачет, тихонько скомандовал оператору: «Снимайте, снимайте!»
