— Какой мальчик — мой будет!
Я говорю:
— Почему это сразу твой — мне он тоже понравился!
Да, понравился. Потому что Саша Тиханович в какой-то момент вдруг начал юлить: «Надь, у меня есть брат-близнец. Давай познакомлю?» Никакого близнеца у него, конечно же, не имелось. Просто прикидывал, как наиболее безболезненно дать мне отставку. Наконец честно признался:
— Я... в Ядю влюбился.
Говорю ему:
— Ну, счастья вам! А мне очень нравится наш новый рабочий сцены Боря!
Саша стал встречаться с Ядей, а я с Борисом. Поплавская девочка миниатюрная, ела как птичка. На гастролях Сашу угощала сметаночкой, творожочком. Я сама и покушать люблю, и угостить — на столе у меня всегда колбасочка, картошечка, сальце... Сашка поначалу по старой привычке бегал ко мне: «Надька, у тебя есть что пожрать?»
Ходили в кино вчетвером. Боря меня провожал. Бывало, засидимся на лавочке до полуночи, трамваи уже не ходят, а ему добираться в свое общежитие на другой конец Минска. Вдруг едет поливальная машина. Борька ее останавливает, убалтывает водителя — и за рубль укатывает. Потом на этой поливалке даже на свидания ко мне приезжал — подружился с водителем.
Люда Исупова стала встречаться со звукорежиссером Андреем Медведко. Едем на гастроли. Мы с Борисом просим заселить нас в один номер. Людка намерена проживать со своим Андреем. Администраторы в гостиницах — ни в какую: мол, штампы о браках отсутствуют, вы не муж и жена, не положено! Порядки в гостиницах были строгими.
Кто-то из музыкантов, увидев наши пригорюнившиеся физиономии, дал ценный совет: «Да какие проблемы? Микулич фамилия несклоняемая, Медведко тоже. Объясните администраторам, что Микулич селится с Белым, а Медведко с Исуповой. Андрей говорит, что он — Микулич, а ты, Надя, — Медведко. Кто будет разбираться, что не два мальчика живут вместе и две девочки, а по парам? Никто!»
И вравду не разбирались — и мы жили по парочкам. Но возвращаемся с гастролей, а нас вызывают на собрание профкома филармонии. Почему-то меня и... Ядю. Исупову не вызвали.
Человек десять сидят. Таких трындюлей нам вставили: «Вы же комсомолки, а аморальный образ жизни ведете, девичью честь не бережете! Как такое возможно: с мужчиной в номер селиться? Вы же солистки популярного ансамбля, какой пример подаете молодежи?»
После долгой лекции о моральном облике строителей коммунизма профкомовцы нас отпускают. За дверью уже Борька с Тихановичем ждут и переживают. Вышли мы из кабинета, говорим: «Ну что, айда в ресторан — замочим все это дело!» Совсем несознательными были!
На очередных гастролях после концерта Боря лежит в моем номере, а я в раковине ему носки стираю: ванных не было, условия в тогдашних гостиницах были аховыми — ни ванной, ни душа. Вдруг стук в дверь. Открываю — на пороге Сережа. Тот самый, что с другом приезжал на мотоцикле. Волнуясь, произносит прямо с порога, что долго думал и наконец решился признаться мне в любви, и вот он здесь. Здрасте-приехали! Выхожу к нему за дверь, говорю: «Понимаешь, какое дело? Ты не приезжал, поэтому у меня появился другой и у нас серьезные отношения». Сережа вдруг начинает рыдать! Да так громко!
Боря услышал и выскочил из номера, подумав, что это я плачу, — ринулся спасать. Всхлипывая, Сережа шепнул мне, кивая на Борю: «У него, между прочим, глаза не влюбленные! Не верю, что у вас всерьез и надолго!»
