Когда у «Верасов» появлялась новая песня, Саша каждый раз хотел быть солистом. Если худрук вдруг отдавал предпочтение другому вокалисту, Тихановичу это не нравилось, он мог пойти и на открытый конфликт. Часто добивался своего и песни доставались ему, а не, например, Лене Кошелеву — еще одному замечательному солисту «Верасов» и действительно гениальному вокалисту. Как Леня пел «Молодость моя, Белоруссия...» Пахмутовой и Добронравова! До мурашек!
Мы распевались всюду, буквально каждую свободную минуту. В гостиницах, в поездах... И так уже спелись, до такой степени чисто! Michelle — известную песню The Beatles — а капелла на восемь голосов! Красотища! У Яди абсолютный слух, она не позволяла ни на йоту сфальшивить. С характером сильным и волевым. Могла даже швырнуть чем под руку попадет. Зато эта крошка в коллективе дисциплину держала. Если что не по ней — такой разнос устроит, всем отвесит. «Выстроит» всех, «разнесет» — и снова в коллективе мир да лад.
Как в родном Гродно, так теперь во всей республике у меня появилась куча воздыхателей. Однажды приходит с почты уведомление о посылке из Бреста. Думаю: странно, у меня никого из знакомых там нет. Пошла получать. Открываю — а внутри три фигурки из дерева вырезаны: я, Ядя и Люся. Очень четко угаданы характеры — озорная я, изящная Люся и кокеточка Ядя. Удивительное творение рук! Сделала снимок на память. С того дня стала регулярно получать письма из Бреста на адрес: «Минская филармония, ансамбль «Верасы», Микулич Надежде». Начиналось каждое послание одинаково тепло: «Добрый милый мой человек — Надежда...» На протяжении восьми лет человек писал!
В другой раз какой-то парень на очередном нашем концерте сидел с другом в первом ряду — с меня глаз не сводил! После концерта пришел за кулисы, спросил, где у нас состоится следующее выступление. Мы работали по заводам и по деревенским Домам культуры, которые располагались друг от друга на расстоянии двух-трех десятков километров. На другой концерт он тоже пришел и сидел в зале в первом ряду. После разыскал меня за кулисами и, смущаясь, протянул шоколадку. Спросил, в какой гостинице мы остановились: «Можно мы с другом придем?»
Они приехали на мотоцикле. Я еще выбирала, кто мне больше симпатичен — он сам, Сережей его звали, или друг? Поболтали в холле. Был поздний вечер, и я предложила без всякой задней мысли: «Оставайтесь, у нас как раз две кровати, я с Ядей лягу, а вы вдвоем». Почему-то администраторов, которые выгнали бы гостей, в гостинице не оказалось. И они остались. Просыпаюсь ночью — сидят вдвоем и смотрят на меня.
— Вы хоть поспите! — говорю.
— Потом... — отвечают оба. И опять смотрят.
Сейчас думаю: какой же была дурой! А вдруг бы маньяками оказались, могли покалечить не только меня, но и Ядю?! Впрочем, в советское время мы о маньяках не слышали, привыкли всем доверять и со всеми дружить.
Однажды в коллектив пришел мальчик. Красивый, в белом плаще, аккуратненький, чистенький. Мы репетировали. Наш худрук представил новенького: «Борис Белый, рабочий сцены».
Я удивилась: рабочие сцены выглядят иначе, точно не щеголяют в белоснежных плащах. Еще и фамилия прямо ангельская!
Людка Исупова рядом руки потирает:
