На работу теперь я ездила как на каторгу, а из костюмерной боялась шагу ступить: вдруг пойду по коридору, а мне навстречу Люся? Прошествует мимо, сделав вид, что мы незнакомы, — как тогда дальше жить? Однажды я была свидетельницей ее встречи с Кобзоном в коридоре телецентра. Иосиф Давыдович поздоровался, а Людмила Марковна даже головы в его сторону не повернула. А Евгений Гинзбург, с которым Люся поругалась на съемках фильма «Рецепт ее молодости» и девять лет не разговаривала? И мимо него Люся проходила делая вид, что не слышит приветствия.
Петр Тодоровский, рассорившийся с Люсей на съемочной площадке фильма «Любимая женщина механика Гаврилова», ждал, когда королева смилостивится и снизойдет до общения, целых двадцать лет. Одна деталь: ни Кобзон, ни Гинзбург, ни Тодоровский не зависели от Гурченко в той степени, в какой зависела я.
Несмотря на все предосторожности, однажды я с Гурченко едва не столкнулась. Вышла из телецентра и увидела у входа ее машину. Меня как кипятком обварило: «Люся здесь!» Побежала прочь с такой скоростью, что аж дыхание перехватило, а на другой день написала заявление об увольнении. Устроилась работать в ателье. Промучившись несколько месяцев, подумала: «Я что, частным шитьем не проживу?» — и тоже ушла.
Заказчицы нашлись сразу — милые, интеллигентные женщины. Но я по-прежнему тосковала по Люсе. Сердцем чувствовала, когда ей было плохо. Однажды от непонятной тревоги не сомкнув за всю ночь глаз, наутро позвонила Маше и узнала, что Людмилу Марковну положили в больницу:
— У мамы что-то с кровью. Очень серьезное.
Сердце зашлось: «А вдруг это смертельно?!» Задыхаясь от ужаса, с трудом выговариваю:
— Ты... ее... навещаешь?
— Завтра собиралась.
— Спроси: могу ли я прийти?
Звоню вечером следующего дня:
— Ты была в больнице?
— Лучше бы не ходила. Она так на меня орала! Почему-то решила, что я явилась узнать про завещание. Кто-то ее явно накрутил.
— А мою просьбу выполнила?
— Да. Она еще громче крик подняла. Мол, пусть даже близко не подходит!
Но и после этого я продолжала Люсю любить. Она снилась мне почти каждую ночь — в необычных, красивых нарядах. Наутро я помнила платья и блузки до последней рюшечки. Мне очень хотелось сшить нечто подобное для Люси. От мысли, что мои мечты так и останутся мечтами, сжималось сердце.
И все-таки еще одно платье я для Люси сшила. В октябре 1997 года мне позвонила художник по костюмам Мила Златопольская, с которой мы когда-то вместе работали на «Бенефисе»:
— Ира, выручай. У нас на НТВ готовятся к съемкам семидесятилетнего юбилея Рязанова, и Гурченко нужно сшить платье — такое, в каком она снималась в «Карнавальной ночи». Черное, помнишь? Оно простое...
— Какое же простое?! Это же Голливуд! В этом платье Гурченко звездой стала.
— Пожалуйста, не отказывайся. У нас просто нет других вариантов. Обратились к Юдашкину, он говорит: «За десять дней не успеем». А ты, я знаю, и посложнее вещи за неделю шила. К тому же мерки Гурченко у тебя есть.
— Хорошо, давай попробуем. Только мне нужна пленка с этим фильмом.
Рассмотрев платье во всех подробностях и зарисовав некоторые детали, вместе с Милой мы отправились в магазин. Купили шесть метров черного муара. «Гурченко просила, чтобы рукава из гипюра были, а манжеты из перьев», — передала пожелания звезды Златопольская. Приобрели гипюр и перья.
— Да, еще Люся велела талию шестьдесят два сантиметра сделать — вспомнила Мила. — Она что, у Людмилы Марковны в самом деле такая тонкая? Как у модели?
Талия у Гурченко на протяжении всех семнадцати лет нашего сотворчества была шестьдесят восемь сантиметров, но с помощью корсета и благодаря Люсиной гибкости ее удавалось утягивать до шестидесяти двух. С Милой я эти подробности обсуждать не стала — согласно кивнула:
— Как просила — так и сделаю.
Примерить на Людмиле Марковне платье я попросила свою подругу. Оно сразу село по фигуре — лишь в паре мест пришлось расшить на полсантиметра. Вторая примерка не состоялась — Гурченко отбыла на гастроли. Пришлось завершать работу на свой страх и риск. О том, что это я шью ей платье для юбилея Рязанова, Людмила Марковна не знала. И не должна была знать. Неизвестно, как она отреагировала бы, обмолвись кто об авторстве! Вдруг порвала бы, как тот кружевной жакет?
Платье было готово, оставалось только вышить уголки воротника-стойки. Перебирая пакетики с бисером и стеклярусом, я наткнулась на старинные пайетки в виде звездочек, которые когда-то получила от Люси. Тут мне в голову пришла хулиганская мысль — передать Люсе Гурченко привет от Иры Великановой, и я вышила уголки воротника этими самыми эксклюзивными пайетками!
Сомнений в том, что Людмила Марковна распознала на воротнике свои звездочки, у меня нет. От ее глаза-алмаза такая деталь просто не могла укрыться! Но Люся промолчала, и «привет» так и остался нашей с ней общей тайной. О том, как развивались события в костюмерной НТВ, мне рассказала Мила. Гурченко приехала на съемку раздраженной:
