Шестого октября Дима уезжал туда. Последнее, что сказала, обняв его:
— Люблю тебя.
— И я тебя, родная. Все. Поехали!
Он шагнул за порог. Пятнадцатого октября его не стало...
В этот день случилось нечто мистическое. Я в такие вещи не верю, но у меня фото сохранилось со временем и датой: 13.56, пятнадцатое октября. Анфиса прибежала на кухню: «Мама, скорее, у нас в гостиной мошки!» А я ненавижу насекомых. Захожу и ахаю: весь подоконник усыпан дохлыми мошками...
Последний раз говорили в десять утра, он попросил в клинике дать телефон. Сказал:
— У меня почему-то очень болят ноги.
— Что делать?
— Звони Саше.
Это был его мануальщик. Набрала ему:
— Дима жалуется на ноги, хочет, чтобы ты приехал.
— Так. Кава-фильтр стоит? Стоит. Все. Пусть не выдумывает, лежит и лечится.
В конце дня позвонила Богдановой:
— Оксана, добрый вечер. Как его состояние?
— Добрый вечер, Ксюш... Или не очень добрый... Дима умер.
Я начинаю хватать воздух ртом как рыба, выброшенная на песок...
После ухода Димы мне не хотелось жить. Я как психолог работала с суицидниками, обычно это способ манипуляции. А у меня появились мысли о смерти очень спокойные, трезвые. Вскоре поняла, что план одной не осуществить, обязательно нужен помощник. Главное, сделать так, чтобы не причинять боли родным. Исчезнуть, и все. Дошло до того, что эти идеи стали занимать львиную долю моего времени. И вдруг мысль: а что будет с Анфисой без мамы? Это испугало. И я стала минуту за минутой выжигать, гнать страшные планы.
Димка снился всего дважды. И оба раза у меня была истерика. Но хотелось видеть его каждый день. Я спрашивала у одного святого человека, почему он не приходит. Тот ответил: «Ты не готова. Каждое его появление — для тебя удар. Он тебя бережет».
Один из снов я запомню на всю жизнь. Захожу к Анфиске в комнату. Дима лежит на ее кровати в испачканных мокрой землей джинсах и почти засыпает. Подхожу поближе, пытаюсь что-то сказать и задыхаюсь, горло перехватило. Наконец вырывается:
— Почему тебя так долго не было? Куда ты делся?
А он устало отвечает:
— Сними, пожалуйста, с меня джинсы. Брось их в стирку, где-то я измазался.
...А потом началось расследование. Уже на первой встрече следователь отнесся ко мне очень по-человечески. Через неделю позвонил и спросил, как я себя чувствую. Это совсем не входило в его компетенцию. «Ксения, я все понимаю. Если будут угрозы, сразу звоните, мы поможем», — сказал он.
