Отец ушел за восемь лет до этого. В 1994 году нашей семье все же пришлось столкнуться с криминалом напрямую. На его квартиру на Большой Молчановке напали грабители — спустились с крыши на веревках, вырезали оконные стекла и приставили к виску спавшего в дальней комнате отца пистолет.
Действовали по наводке: Липницкие были крупными коллекционерами русской живописи второй половины XIX — начала XX века. Врачи в России всегда предпочитали приобретать Айвазовского, у деда с отцом было двенадцать его полотен. Еще в доме были Куинджи, Перов, две работы Шишкина, этюд Репина. А бабушка любила художников Серебряного века — Фалька, Рериха, Серова, у нее было едва ли не лучшее частное собрание Константина Коровина — больше десятка его картин.
Мне позвонили соседи: заметили приоткрытую дверь, через которую бандиты уходили. Я нашел папу связанным. Он проявил силу воли, сказал, что это чепуха, и через два дня уехал в одиночестве отдыхать на море. Отец был очень легким и светским человеком. Думаю, его в большей степени потряс сам факт физического насилия, нежели пропажа собрания. Через два месяца с отцом случился инсульт.
Всего украли больше тридцати работ, я ищу их все эти годы и, спасибо связям и отлаженной работе Петровки, 38, сегодня не знаю о местонахождении только четырех. Остальные картины вернулись к мачехе, которой были завещаны. В трудные годы многое было продано.
В 1994-м мама с отчимом вернулись из Нью-Йорка, где он работал помощником Генерального секретаря ООН, и успели на похороны папы. Я помог построить им дом на моем дачном участке на Николиной Горе. Последние годы мы прожили бок о бок, во многом Суходрев заменил мне отца. Это был уникальный человек. Прирожденный дипломат, он не давал никому советов, не учил. И никогда не лез в нашу с Вовой жизнь. Считал, что мы взрослые люди, сыновья его любимой женщины. И принял нас так, что его единственный родной сын от первой жены Нинель Гринберг Сережа, по-моему, до сих пор своего папу ревнует.
Пока мы по молодости хипповали, он привозил нам модные шмотки. Уж не знаю, как у него хватало времени на магазины, но он всегда ездил за границу с длиннющим списком. Заказывал ему и его босс, министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко, который просил покупать обновки для Политбюро, — Суходрев был главным модником в МИДе и славился своим вкусом. Шляпы фирмы «Стетсон», в которых партийные вожди стояли на мавзолее, — его рук дело. Привозил Виктор Михайлович их раз в два года, Громыко обязательно сверял цены и удивлялся: «Виктор, почему они опять подорожали?»
