К слову, впоследствии я нашел следы федосеевцев и в Саратове. Дверь в квартиру в многоэтажном доме открыли две старухи. Я даже видел сундуки, в которых хранились иконы. Но за порог меня не пустили. Да и вообще довольно часто приходилось уезжать несолоно хлебавши — в деревнях могли и за колья взяться. Никогда никому не выдал саратовский адрес и льщу себя надеждой, что проявил определенную порядочность. Каждый второй из иконщиков, окажись на моем месте, беспомощных старух точно бы обманул. Занятие это было криминальным еще до революции.
Первыми иконы начали собирать офени — так называли людей, которые торговали в деревнях церковными книжками, лубками, бумажными образками. В обмен они брали старые почерневшие доски и продавали их через посредников в лавки Смоленского и Сухаревского блошиных рынков, а уж антиквары предлагали их втридорога Третьякову, Лихачеву, Рябушинскому, Морозову, другим крупным дореволюционным коллекционерам. На офеней, которые вели особый образ жизни и разговаривали на специально изобретенном ими жаргоне, иногда охотилась полиция.
Еще с его шестнадцати лет мы подружились с Артемием Троицким*, оба были помешаны на пластинках. Сложилась общая компания с группами «Удачное приобретение», «Второе дыхание», с Крисом Кельми. А в 1979 году Артем раскопал жилу талантливых ленинградских музыкантов и привез в Москву «Аквариум», потом появился Майк Науменко с «Зоопарком», первый состав группы «Кино» — Виктор Цой и Алексей Рыбин.
Ленинградцы стали наезжать ко мне в гости. Жизнь наша состояла из невероятных вечеринок, домашних концертов, обилия вина и водки под незамысловатую закуску. Для московского и питерского рока моя квартира и дом на Николиной Горе стали своеобразными салонами. Так, именно у меня на даче в нашей «Студио МУ» Александр Башлачев — он был самым необычным и напоминал мне своим бродяжническим образом жизни художника Анатолия Зверева — записал свой последний альбом «Вечный пост». Тогда, в апреле 1986-го, задолго до самоубийства, Саша подарил мне мастер-копию, кассету, на которой сохранилась дарственная надпись: «Ни кола да ни двора, но есть Николина Гора. Я не считаю мель рекой, но есть апрель, и есть покой. Спасибо, Саша». Впоследствии я этот альбом издал.
