Осенью 1921 года целая компания нолинских парней поступила в Петроградский политех. Но отцу не суждено было стать инженером, его судьбу решили друзья, твердо заявившие: «Пойдешь в Институт сценического искусства!» И как это ни удивительно, простого курносого паренька, несмотря на огромный конкурс, приняли.
Чтобы побороть вятский северный говор, он стал покупать на барахолке книги и громко читать их вслух. Именно тогда и увлекся коллекционированием. В театральном институте папа учился в мастерской Сергея Эрнестовича Радлова. Студенты жили бедно, голодно, подрабатывали кто чем мог. Отец по ночам разгружал вагоны и даже был ассенизатором. Потом несколько лет прослужил в ТЮЗе, кого только не переиграл: и Иванушку-дурачка, и Санчо Пансу, и Тиля. Ему казалось, что он уже все знает о профессии, даже однажды написал письмо Станиславскому, где всерьез доказывал Константину Сергеевичу, что все в театре устарело.
А потом в жизни папы появилось кино. Но увидев себя на экране в фильме «Одна», он чуть не умер со стыда и пулей вылетел из зала. После главной роли в трилогии о Максиме отец сразу стал знаменитым, персонаж, как теперь говорят, культовым, а песенка «Крутится, вертится шар голубой» — визитной карточкой Чиркова. Когда во время войны выпускали киносборники, в них обязательно включали эту песню. В честь Максима был даже назван кинотеатр в Ленинграде — между прочим, единственный такой случай в Европе. Папу пригласили на открытие.
Смешно, но будучи в Париже, отец прокололся. Идет по улице, вдруг слышит, как люди вокруг говорят: «Максим, Максим». Он был поражен: неужели слава догнала его и во Франции? А оказалось, парижане торопились в ресторан Maxim’s, мимо которого как раз и проходил советский актер!
В 1951 году папа возвращался из Польши. В вагоне поезда было немало солдат и офицеров-отпускников из советского зарубежного контингента, которые ехали домой. Отец закрылся в купе, лег на верхнюю полку и заснул. Разбудил его деликатный, но настойчивый стук в дверь. «Здравия желаю! — весело сказал военный с бутылкой в руке. — Товарищ Максим! Извините, но вот такая просьба... За встречу! Вы уж не отказывайтесь, пожалуйста!» Выпили со старшиной, потом долго трясли друг другу руки. Не успел тот выйти, как на пороге возник молодой лейтенант с чубчиком на лбу. «Разрешите?» — спросил он и поставил на столик бутылку шампанского. Когда папа провожал гостя и, качнувшись, выглянул из купе, то обомлел — вдоль длинного коридора стояла очередь служивых с бутылками в руках. Все хотели выпить с любимым актером, и он не смог противостоять этому войску. Как отказать? Люди-то шли с открытым сердцем. А поскольку содержимое бутылок было разным, результат не заставил себя ждать. До дому отец добрался с трудом...
В то лето папа жил со мной на даче. Я целыми днями носилась с ребятами, изредка забегая в дом удостовериться, что он никуда не уехал. И вот вечером стремительно влетаю, а отец меня не заметил. Я увидела его совсем другим: немолодой, беззащитный, одинокий человек сидел на диване, перебирая струны гитары. Тут он повернулся в мою сторону, молча прижал к себе, и мы долго так сидели покачиваясь. Что-то сжалось внутри, от любви даже говорить не могла. Вот тогда я, пожалуй, поняла его больше, чем за все прежние годы.
