Не могу сказать, что в то время Эдгарда и Аскольда очень вдохновляла перспектива работы с хищниками, только альтернативы у всех нас все равно не было. Мы не могли загубить дело всей жизни отца. На первое время я взяла на себя роль лидера. Животные меня знали, слушались. Наверное, это была авантюра, но все получилось. Ребята понимали, какая на них ответственность, выкладывались по максимуму и очень быстро освоились в новой роли.
Потихоньку увлеклись, стали докупать и добавлять других животных, придумывать новые трюки — уже сами. Я отошла от дрессуры, занялась административной работой и организацией гастролей. Вальтер так больше и не вошел в клетку. Когда оправился от одной напасти, посыпались другие. Все-таки ему было семьдесят с лишним лет. Но до конца дней он оставался бессменным худруком нашего коллектива. Смотрел все выступления, поругивал артистов, как и прежде. А мне пришлось всерьез заняться бизнесом и даже окончить Институт управления.
Жизнь заставила стать «добытчицей», освоить компьютер, машину. Водить начала со страхом, но выбора не было, того же Вальтера надо было возить в цирк и к докторам. На лечение мужа и сыновей требовались немалые деньги. У ребят часто случались травмы. Как-то Эдгард на представлении повредил колено — врачи диагностировали разрыв крестообразной связки. Пришлось сделать две операции. За первую мы отдали пятнадцать тысяч долларов, за вторую — девять. Тогда для нас это было очень много. Так что надо было крутиться и зарабатывать, чтобы обеспечить семью.
В 2003-м у Вальтера случился инсульт. Мы его выходили, он даже ездил с нами на гастроли. В коллективе все помогали, присматривали за ним, если мне надо было уехать по делам в другой город. Вальтера все уважали и любили. Звонили: «Татьяна Васильевна, не волнуйтесь, мы погуляли с Вальтером Михайловичем! Оля его покормила». Так продолжалось четыре года. Одно время казалось, что он выздоравливает, а потом случился повторный инсульт. Вальтер только вернулся с нами из Саратова. Там сидел на всех выступлениях и делал замечания тихим-тихим голосом. И дома уговаривал: «Не ругайся, не кричи...» Перед смертью стал таким тихим, спокойным! Незадолго до своего ухода, когда уже было совсем худо, просил не оставлять ни на минуту, быть близко-близко:
— Танечка, дай мне немножечко своей энергии! Ну пожалуйста!
— Да забирай всю! Ты же знаешь — я готова тебе все отдать.
Последние две недели уже не вставал и отказывался от еды. Стали делать ему капельницы. Врачи говорили:
— Вы же видите, что он уходит. Не мучайте человека, оставьте в покое.
— Не оставлю! Как вы можете такое говорить?!
Я не верила, что он уйдет. Мне казалось: еще чуть-чуть — и Вальтер встанет.
В его последний вечер я сидела в соседней с нашей спальней комнате с Леной Бараненко, бывшей девушкой Аскольда. Она мне как родная и до сих пор живет в моем доме. Вдруг на пороге спальни появилась наша собака — бордосский дог и посмотрела на спящего Вальтера как-то по-особенному, долгим-долгим взглядом. Лена поняла: «Наверное, что-то случилось с Вальтером Михайловичем». Я подошла к нему и увидела, что все кончено. Закрыла ему глаза, вызвала «скорую». Вела себя на удивление спокойно, видимо, до конца не понимала, что произошло. А когда приехали за телом и накрыли Вальтера простыней, меня будто ножом ударили. Закричала, бросилась к медикам:
