Она родилась в Ленинграде, пережила блокаду. С той поры, кстати, не ела ни овощей, ни фруктов. Валентина Михайловна считала, что это последствия пережитого голода и... удивительного случая. Ее отец Михаил Григорьевич явно обладал экстрасенсорными способностями. Однажды в блокаду он как бы материализовал яблоко. «Мы с сестрой ели его, ощущая вкус и аромат», — вспоминала Леонтьева.
Наверное, это был гипноз. Так или иначе, фрукты с тех пор Валя в рот не брала. Папа заболел и умер от голодного психоза. Тело на саночках отвезли к траншее, где хоронили всех мертвецов. Но пока отец еще пребывал в здравом уме, он делал все, что было в его силах, помогая семье. Слабый, едва державшийся на ногах, сдавал кровь, за которую с ним обещали расплатиться продуктами. Но посылка с сухарями, шоколадом, печеньем и сваренными вкрутую яйцами пришла, когда он уже умер. Для Екатерины Михайловны и девочек это стало настоящим спасением. Они несколько дней питались «студнем» из разваренных кожаных ремней. Мама научила девочек курить, чтобы меньше хотелось есть, отправляла их к Неве за водой, когда видела, что они могут замерзнуть в голодном оцепенении. «Мы встречали на улице людей, и становилось легче», — говорила Валентина Михайловна.
В три часа ночи Валя поднималась и шла занимать очередь за хлебом. Однажды нашла на улице хлебные карточки на целую семью. Тот, кто их потерял, обрек своих близких на смерть. Валя подошла к очереди и назвала фамилию — их указывали на картонных прямоугольниках. Отозвалась женщина. Валя протянула ей карточки, а та вдруг начала хлестать девочку по лицу. «Что делаешь?! Она тебе жизнь спасла!» — кричали люди. Но та в исступлении не понимала, что творит. Видно, хватилась, что карточек нет, и стояла остолбенев, осознавала страшные последствия. А все свое отчаяние выплеснула на Валю.
Соседка приводила к Леонтьевым ребенка.
— Пусть посидит, — просила она.
— Зачем вы его к нам водите? — спросила Екатерина Михайловна.
— Боюсь, муж его съест...
В начале 1943-го семью эвакуировали. Леонтьевы добрались до Москвы и купили билеты, которые на тот момент только и оставались в железнодорожной кассе, — до Ульяновска. Никакой родни у них там не было. Добросердечная попутчица предложила: «Поедем к нам в Новоселки, в совхозе с голоду не помрете».
