Спустя пару дней мама говорит:
— Миша на тебя обижен.
— За что?
— Его племянник купил всем подарки, а оставшиеся деньги отдал взрослым. У тебя подобной мысли не возникало?
На маму я сердиться не могла, потому что на тех же елках убедилась, как тяжело ей достаются деньги. Она ждала ребенка и проводила новогодние представления с огромным «восьмимесячным» животом.
Мы уже жили в своей двухкомнатной квартире в Новокосино. Мама и Миша занимали одну комнату, я — другую. Это была моя территория, и я ее жестко охраняла. Вывешивала на двери объявления: «Без разрешения не входить!» Или с еще более грозным текстом: «Оставь надежду, всяк сюда входящий!» Взрывалась, когда видела, что сумки с театральным реквизитом стоят у меня, и перетаскивала их в коридор. Конечно, Мише такие взбрыки нравиться не могли.
— Ты совершенно не ценишь то, что имеешь. Благодаря нам с мамой живешь в Москве, у тебя есть отдельная комната, ты не голодаешь...
— Да, у меня есть отдельная комната! И попрошу в нее не заходить и ничего не ставить!
У меня действительно было все необходимое, но хотелось хотя бы относительной материальной независимости, чтобы пойти в магазин и приобрести, например, какой-нибудь особенный душистый шампунь, бижутерию, прикольную ручку. Где и кем я только не работала! Примчавшись домой после уроков и наскоро пообедав, бежала расклеивать объявления или проводить опросы: в многоквартирных домах — про сливочное масло, у книжных киосков в метро — о детективах. Однажды мама моей одноклассницы, работавшая в клининговой компании, взяла нас отмывать внутренние помещения только что построенного офисного здания. Стекла оттирали уайт-спиритом, от которого толстые резиновые перчатки уже через полчаса скукоживались, а потом распадались на кусочки. Но оно того стоило — за две ночные смены мне заплатили больше, чем я зарабатывала за месяц на расклейке объявлений.
Сейчас сама себе поражаюсь: как не боялась звонить в чужие двери? Ведь запросто могла нарваться на буйного алкоголика или хуже того — маньяка. Слава богу, ничего подобного не случалось, но домой часто возвращалась в слезах. Как-то дверь открыла очень бедно одетая старушка. Я стала расспрашивать ее про сливочное масло, а она покачала головой: «Какое масло, деточка? Я уж и вкус его забыла. Вчера вот на последние деньги купила двести граммов кильки и сразу всю съела. А до пенсии еще три дня. Что есть буду — не знаю».
