Другого такого человека, как отец, я не знаю. Интеллигентный, образованный, бесконечно добрый и мягкий и в то же время очень отважный. Мне до сих пор становится не по себе, когда вспоминаю наши поездки из Электростали в Москву и обратно. Если в вагоне электрички возникала драка, отец, который был уже практически слепым, первым поднимался с места: «Ребята, перестаньте! Тут же женщины, дети!» Я очень боялась, что кто-нибудь из «ребят» (а то и все скопом), двинутся с кулаками на отца. Дергала его за рукав, просила: «Папа, ну сядь, пожалуйста». Слава богу, нам всегда везло...
С папой я могла говорить о чем угодно: об отношениях с подругами, конфликтах с учителями, о героях книжек и фильмов про любовь. Могла задавать любые вопросы, в том числе и о значении матерных слов, которые слышала в той же электричке. Предупредив, что это очень грубое слово и употреблять его неприлично, папа объяснял. И никогда не читал нотаций. Однажды кто-то из друзей родителей оставил у нас сигареты. Увидев, что я верчу в руках яркую пачку и сую в нее нос, вдыхая запах табака, папа спросил:
— Хочешь попробовать? Давай!
Глотнув дыма, я страшно закашлялась и выбросила сигарету в раковину:
— Какая гадость! Зачем только люди курят?!
— Вот и я не понимаю,— рассмеялся папа, — а теперь буду уверен, что тебе не захочется тайком покурить с друзьями во дворе!
Он оказался прав: после той единственной затяжки табачный дым не переношу.
В школу я пошла в Москве, где родители снимали квартиру, отучилась три года, а перед четвертым классом пришлось переводиться в Электросталь — на аренду жилья не было денег. Папа уже не мог работать — слепота прогрессировала. Маминой зарплаты и приработков (она бралась за все) едва хватало на самое необходимое. Я вроде и понимала наши сложности, но все равно время от времени пыталась выпросить то модные лосины, то яркие бантики-заколки для волос:
