— Кто хотел знать, как она выглядит в гробу, мог остаться на похороны, а не спешить на открытие фестиваля, чтобы на халяву напиться!
...Я долго не могла оклематься. Но время потекло дальше, только уже без Лены. Ровно через девять месяцев, день в день, умер Сережа Шерстюк. От скоротечного рака, на который при жизни Майоровой не было и намека. Так развязался узел их общей судьбы. Отношения между ними, которые видела своими глазами, были далеки от идеальных. Но, думаю, ближе человека у Лены не было.
Когда уже после смерти Сергея были опубликованы его дневники «Украденная книга», я была не в Москве. Позже узнала о них от своей мамы: она боялась, что расскажут посторонние. Сергей винил меня в смерти жены, написал, что все случилось из-за проклятой N., которая заманила Лену в свою дурную компанию. Меня многие винили. Говорили, что на «Странном времени» Майорову испортили, развратили, чуть ли не спаивали. Причина понятна: мы сняли непривычное для того времени кино — слишком честное, откровенное. Майорова сыграла в нем саму себя: искреннюю, отчаянную, а по большому счету — трагическую героиню. Не все ее в этой роли приняли.
Васильков женился на одной из своих пассий, той самой барменше с Киностудии имени Горького. Я спросила:
— Почему ты выбрал именно Наташу?
— Она была единственной, кто не обрадовался Лениной смерти.
Олег, конечно, имел в виду единственной из соперниц. Он переехал к жене. Тридцатого мая, в день рождения Лены Майоровой, ровно через год после того, как мы неожиданно нагрянули на Тверскую, на них прямо на улице напали бывшие друзья барменши. Короли на районе приревновали старую подружку к новому кавалеру. Вроде бы эта полукриминальная публика была связана с наркотиками. У Олега была с собой бутылка шампанского, ею ему и проломили голову. Узнав о случившемся, я бросилась в больницу. Зрелище, увиденное в палате, впечатляло. Васильков был словно после ледового побоища: весь в запекшейся крови. У него начались ужасные болевые спазмы.
Уже потом, когда мы каким-то чудом собрали двести долларов на томографию, выяснилось, что в мозгу застрял осколок черепа. Его мать-подполковница укатила в Италию по путевке, успев пожелать сыну скорейшего выздоровления, жена Наташа пребывала в истерике. Забота об Олеге легла на нас. Бросить Василькова я не могла: он часто у нас жил, дружил с моим сыном. Как пел Владимир Высоцкий, «он был мне больше, чем родня, он ел с ладони у меня». Когда впервые пришла в больницу, Олег судорожно схватился за мою руку:
— Какое сегодня число?
— Тридцатое мая. А что?
