На очередном собрании Катя Васильева взяла слово: «Олег Николаевич, ты знаешь, что мы тебя любим, но если тебе так сильно не нравится МХАТ, уйди и создай свой театр». Она тут же стала личным врагом Ефремова.
Он мог создать новый театр, но не хотел терять деньги и придворное положение. К слову, народные в «Ленкоме» получали существенно меньшую зарплату, чем мхатовцы. Кроме того, Олегу Николаевичу постоянно лили в уши, какой он гениальный. Даже если публика на его спектакль не шла, критика всегда была положительной, чему способствовал новый завлит Анатолий Смелянский. Олег Николаевич вытащил Смелянского из горьковского ТЮЗа, он стал его правой рукой, а позже в мемуарах написал о Ефремове: «Когда разгуляется», он становился совершенно иным. Все менялось, голос, энергия, настроение, пластика. <…> Первые два-три дня он мог еще репетировать, и это были самые лучшие его репетиции. <…> В первые дни «праздника» он порождал лучшие свои идеи». За такое морду бьют, господа!
На одном из собраний Александр Гельман взял лист бумаги и разорвал его пополам: «Чего вы так боитесь раздела МХАТа? Вот вам и два МХАТа!» Вскоре Ефремов вызвал меня к себе:
— Малыш, что мы все ходим вокруг да около? Давай развяжем этот гордиев узел. Я возьму себе своих артистов, ты — всех остальных.
К тому моменту во МХАТ пришло чуть ли не семьдесят человек, в основном из «Современника». Про тех, кто состоял в труппе до него, Ефремов говорил: «Не хочу с ними работать».
— Я родиной не торгую, — ответил я. — Думаю, что проиграю, но нервы вам попорчу изрядно.
И началась открытая война. Министр культуры Василий Захаров на предложение о разделе сказал: «Этого никогда не будет». Но потом изменил мнение на сто восемьдесят градусов. У Ефремова возникли какие-то личные связи с новым генсеком Михаилом Горбачевым, он стал его «агентом влияния», Захаров держал нос по ветру. На очередном собрании Ангелина Степанова высказалась: «Не может быть двух Василиев Блаженных. МХАТ должен быть один». Прудкин ее поддержал, но потом изменил мнение из-за сына-режиссера Володи, которого Ефремов обещал оставить у себя.
Несмотря на наличие двоих детей, Степанова была человеком одиноким, свой день рождения в тот год праздновала у меня вместе с Татьяной Дорониной и завтруппой Евгением Новиковым. Моя жена Наташа накрыла стол. Когда гости ушли, она сказала: «Все трое тебя предадут». Так и случилось. Ефремов пообещал Степановой взять в труппу сына Сашу. Доронина вдруг усомнилась в моей «дееспособности»: «Надо еще проверить, на что способен режиссер Шиловский». Татьяна Васильевна сама рвалась к власти. А с примкнувшим к нему Новиковым Ефремов расстался, как только тот поувольнял неугодных Олегу Николаевичу людей.
Потянулась вереница собраний с истериками и инфарктами. Однажды я обсуждал ситуацию с коллегой по телефону и потерял сознание. К счастью, Наташа оказалась рядом, услышала грохот, прибежала и вызвала «скорую». Актриса Лена Королева, ярко сыгравшая в сериале «Вызываем огонь на себя», пыталась покончить с собой. Ефремовские клевреты уговаривали:
— Леночка, подтвердите, что это из-за ваших неудач в личной жизни, а не из-за раздела театра.
— Уйдите, подонки, — прогнала их Королева из больничной палаты.
Руководство театра обзванивало труппу, ездило ночами по домам, агитировало, за кого голосовать. Партсобрание постановило: никакого раздела быть не может — а тогда с мнением партячейки считались. Но пришедший во МХАТ Олег Табаков на очередном заседании сказал: «Кто за Ефремова, встаньте и идите со мной. Выберем свой худсовет. Пора с этими кончать».
