Снова выгнала. Через неделю соседи сказали, что видели Юру на Киевском вокзале: ночует там. У меня сжалось сердце. И когда он пришел, потерянный и несчастный, опять его простила. Не могла без Юры, просто умерла бы. Сказала себе: «С одним ребенком смирилась и простила — где один, там и два, какая уже разница». И навсегда закрыла эту тему. Поддерживали мудрые мои подруги — Ирочка, Нина, соседки по «мосфильмовскому» дому. Они ничего не советовали. Просто слушали, помогали — тем, что были рядом и я знала, что не одна.
Понятия не имею, почему Юра не остался с той женщиной. Осознает ли она, что чужое брать, крутить роман с мужчиной, зная, что тот женат и есть трое детей, — грех? Не ведаю. Но, может быть, там была ослепляющая, затмевающая все доводы разума страсть? Бог ей судья. Для себя же решила: раз приняла мужа снова, больше ни словом, ни полсловом его не укорю. Если не уходит — значит, хочет быть со мной и детьми. А у меня нет сил расстаться с Юрой, и все тут.
О его измене больше не говорили. У меня отболело. Знаю, что тех двух девочек он удочерил, дал свои фамилию и отчество. И материально всегда им помогал. Но я с ними не общалась никогда. И с их мамой больше не виделась: а зачем нам встречаться, что обсуждать? Сейчас и вовсе стараюсь не думать. С Юрой мы многое пережили. И уже стали как одно целое.
Когда умер мой отец, мама приехала к нам:
— Не могу жить одна. Можно останусь?
Я не успела открыть рот, а Юра уже помогал ей снять пальто:
— Конечно, о чем речь. Наш дом — это твой дом.
Позже история повторилась с его мамой. А у нас с Мариной Стефановной в прошлом был конфликт. Один-единственный за всю жизнь. Когда я узнала о Юриной измене, свекровь позвонила и сказала: «Таня, вы мне как дочь, я целиком на вашей стороне». И вдруг узнаю: она приезжала в Москву и познакомилась с Юриной пассией! Я восприняла это как предательство. Перестала со свекровью общаться, не отвечала на звонки.
