
Как она была права!
Думаю, что мы родились уже немного музыкально образованными. Я в десять месяцев, стоя в деревянной кроватке, пела «Три танкиста». Музыка жила в каждой нашей клеточке и определила судьбу: мы стали музыкантами. Я окончила консерваторию как пианистка, а Боря — музыкальное училище как дирижер оркестра народных инструментов и баянист.
Каждый раз, когда мы переезжали на новое место службы папы, мама утром уходила. Как вы думаете, куда? Шла искать учителя музыки. Она верила, что «выше музыки ничего нет!»
Судьба у мамы была непростая. Ее папа, наш дедушка Иван Илларионович Мичурин служил агентом по распространению машинок «Зингер».
Бабушка Ирина Васильевна занималась домом, семьей, где росли четверо детей. Дед был красив и пользовался успехом у женщин. Бабушка знала о его изменах, очень страдала, отчего у нее началась бессонница. Чтобы вылечиться, она обратилась к сельскому лекарю, который посоветовал выпивать перед едой полрюмочки самогонки. Эту дозу бабушка постепенно увеличивала и в результате спилась. Дети любили ее и, стоя на коленях, умоляли не пить. Однажды заперли в подполе, надеясь, что так мать прочувствует свалившуюся на семью беду. Утром она очнулась и клятвенно пообещала, что больше такого не повторится. Но у нее не получилось... Кончина бабушки была страшной — она замерзла в сугробе.
Нашей маме тогда только семь лет исполнилось, но она очень хорошо все помнила и часто со слезами на глазах рассказывала эту печальную историю. Вскоре судьбу бабушки разделил мамин старший брат Василий — тоже замерз в снегу.
Через несколько лет старшие сестры Анна и Наталья вышли замуж и уехали, а Зина продолжала жить с отцом. Ей было четырнадцать, когда Иван Илларионович скоропостижно скончался. Мама осталась совсем одна. Она рассказывала нам, как хоронила отца, идя со священником за санями с гробом, как чуть не упала в могилу.
Окончив школу колхозной молодежи (ШКМ) и насушив мешок сухарей, мама села в товарный поезд, идущий на Дальний Восток.
Три недели ехала она к старшей сестре в город Ворошилов. Встретилась там с нашим папой, который служил комиссаром ансамбля песни и пляски. Через три года они поженились и прожили в великой любви полвека. Судьба!
Если родителей мамы мы, к великому сожалению, никогда не видели, то родителей папы — дедушку Гришу и бабушку Ульяну — знали. Дед, совершенно неграмотный, даже букв не знал, был очень мудрым. Я часто убеждалась в том, что образование, даже самое «высшее», — не синоним мудрости. Видимо, это дар Божий. Григорий Кириллович был статен, остроумен, профессионально владел мастерством столяра, плотника, каменщика. Помню, как мы с Бобиком часами наблюдали за его работой. Он никогда не пил, не курил, что передалось, к счастью, нашему папе.

Бабушка Ульяна была маленького роста, внешне невзрачная, молчаливая. Все время занятая работой в доме и на огороде, она постоянно — тихо-тихо — напевала грустные мелодии. Может, вспоминала историю их с дедом женитьбы?
Однажды Гриша пришел с сенокоса и увидел, как его мама Епифанья с родней накрывают праздничный стол. Спросил:
— К чему готовимся?
— К свадьбе!
— А кто женится?
— Ты!