Но мама сняла комнату у одной пожилой пары, жившей буквально через двор от Вагановского. Хозяева за мной присматривали, кормили. Это был очень тяжелый период. В девять лет я осталась в чужом городе одна. Мама приезжала нечасто. Только через пару лет она познакомилась с питерским писателем-драматургом Борисом Рацером, вышла за него замуж и переехала в Ленинград.
Борис Михайлович меня, можно сказать, и вырастил. Я всегда считала его своим папой. Хотя моим родным отцом был другой человек — доктор медицинских наук Вячеслав Корольков. Они с мамой расстались, когда я была совсем маленькой. В детстве я с отцом общалась мало, мы ведь жили в разных городах. Его заменил мне папа Боря. Он был человеком потрясающей эрудиции и культуры, очень талантливым, добрым и отзывчивым.
Его все обожали.
У нас был открытый и гостеприимный дом, в котором бывали Георгий Товстоногов, Олег Басилашвили, Владислав Стржельчик, Алиса Фрейндлих, Михаил Жванецкий... Веселые посиделки с обязательной игрой в шарады устраивались и в городской квартире, и на даче в Комарово. Жили мы по советским меркам шикарно. У нас были двухуровневые апартаменты в центре Питера, дом в престижном писательском поселке и «Волга» с красным салоном, сделанным под заказ по маминому желанию. Отдыхали мы в писательских Домах творчества в Дубултах и Пицунде. Одной из моих ближайших подруг довольно долго была дочь Роберта Рождественского Ксюша. Встречались на отдыхе и в Москве, куда я часто приезжала с родителями, а в остальное время переписывались.
Мы с Ксюшей примерно одного возраста, и у нас было много общего — например любовь к стихам и песням Андрея Макаревича*.
Борис Рацер был одним из немногих литераторов — официальных миллионеров. Он много лет работал в соавторстве с Владимиром Константиновым. Это был очень известный и успешный тандем. Пьесы Рацера и Константинова — «Ханума», «Левша», «Дульсинея Тобосская», всего около шестидесяти — шли не только по всему Союзу, где их ставили Георгий Товстоногов, Николай Акимов, Игорь Владимиров, но и за границей, и драматурги получали хорошие «авторские». Мы многое могли себе позволить, но в нашей семье никогда не было культа денег.
Меня воспитывали достаточно строго и с детства приучали к труду. В каникулы, когда все дети отдыхали, я дополнительно занималась с педагогом. Я росла в любви и достатке и не страдала комплексом Золушки, мечтающей попасть на бал удачи. И принца встретила в балетном классе.
— В восьмидесятые Андрис уезжал в Америку. Как он оказался в Кировском театре?
— Несколько лет Андрис действительно жил в Нью-Йорке и танцевал у Михаила Барышникова в Американском театре балета, а когда тот покинул труппу, решил вернуться на родину. Виноградов пригласил его к себе. В Кировский театр мы пришли практически одновременно.
Впервые я увидела Андриса в «Жизели». Он танцевал Альберта, партнершей его была корейская балерина Джулия Мун.
Лиепа меня просто потряс. Он был необыкновенно красив и прекрасно танцевал. Настоящий принц.
Спектакли в театре заканчивались поздно, с работы меня всегда встречал папа. В тот вечер я все уши ему прожужжала про Андриса: «Ты не представляешь, как тонко он чувствует музыку и как играет любовь!» Некоторые люди ценят в балетных артистах техническое мастерство, а меня всегда огорчает, когда про кого-нибудь говорят: «Он так прыгнул! Она так крутила фуэте!» Балет — не акробатика, а особый вид искусства, и Андрис владел им в совершенстве. В каждом его движении читалось подлинное чувство. Я верила, что он любит эту девочку — Жизель.
Актерский талант Лиепа-младший, наверное, унаследовал от отца.
Марис Эдуардович был не только фантастическим танцовщиком, но и потрясающим актером. Я видела его в детстве в «Спартаке». Марис умер за несколько месяцев до нашей встречи с Андрисом, и он жалел, что я не застала отца. Говорил: «Ты бы ему очень понравилась».
Вскоре после «исторического» спектакля я встретила Андриса в классе. Он держался просто, без пафоса, хоть и был премьером. Тогда в балетной среде не было принято кичиться. Неважно, народный ты или нет, к тебе относились как к коллеге. Или, по крайней мере, делали вид.
Все наши девочки, конечно, сразу повлюблялись в Лиепу. Он был очень галантным. Носил дамам сумки, целовал ручки. Наши мальчики не умели так красиво ухаживать за женщинами, а он мог очаровать любую.
Я была совсем ребенком с очень книжными и наивными представлениями о жизни.
