Но уже через три дня он передвигался от одной станции метро до другой мелкими перебежками, забыв обо всех красотах и прелестях. Действительность вырисовывалась мутной, как питерское небо. Надо было что-то есть, а значит — зарабатывать.
Перво-наперво отправился в Академию театрального искусства. Узнал, что набор проходит летом, а чтобы перевестись из Екатеринбурга, надо обращаться к одному из двух мастеров, которые ведут в этом году первые курсы: Андрееву из ТЮЗа или Владимирову из Театра имени Ленсовета. «Какой из театров ближе?» — спросил я Наташу. Оказалось, Ленсовета. Пришел на вахту, наврал, что мне назначено, отыскал кабинет главного режиссера. Как человек, брошенный в воду, понимал: либо выплыву, либо утону.
Сразу взял быка за рога:
— Здрасьте. Хочу у вас учиться.
— Вы кто? — от изумления Игорь Петрович даже чаем поперхнулся.
— Витя Логинов из Кемерово.
Только представьте: в дверях неожиданно нарисовался гражданин двухметрового роста в дохе, в руках — огромная песцовая шапка почему-то голубого цвета. Только оленьей упряжки не хватает! При том, что на улице — ноль градусов.
Владимиров даже головой от изумления помотал: зачем ты, мил человек, взрываешь мне мозг? Но сказал лишь одну фразу:
— Хочешь учиться — учись.
И подписал бумажку, по которой меня оформили вольнослушателем. За многое Игорю Петровичу благодарен. Мне кажется, на него очень похож памятник Гене Букину, который несколько лет назад установили в Екатеринбурге.
Денег не хватало катастрофически. В метро я ездил «зайцем», совал контролерам под нос так и не сданный синенький пропуск Кемеровского театра драмы. До тех пор, пока меня не остановили:
— Что это у вас за корочка? МПС? Со вчерашнего дня МПС бесплатно не ездит!
— Как так? — пытаюсь изобразить крайнее возмущение.
— А вот так! Вы же нас в электричках бесплатно не возите! Могу приказ показать.
Жили впроголодь.
Однажды на Варшавский вокзал, куда устроился грузчиком, пришли фуры с сыром. Мне и другим коллегам по труду подарили по полголовы — целых три килограмма. Еще по две головы мы украли. Катались в этом сыре полгода!
Тогда в магазинах только начали появляться дорогущие заморские продукты. Помню, что просто бредил датской ветчиной. Даже сон приснился, как покупаю банку, вскрываю, отрезаю ломоть... Как-то подумали с Наташей: однова живем! И купили баночку вожделенной ветчины. В общую кухню не понесли, вскрыли трясущимися руками прямо в комнате, на газетке. И вот она лежит — розовая, прекраснейшая, со слезой. До сих пор помню мясной аромат. Но ветчина оказалась абсолютно безвкусной! Такое охватило меня разочарование: как будто подарили конфетку, а за ярким фантиком — пшик, пустота...
Способов выжить находилось миллион.
В конце концов, в столовке при Театре Ленсовета всегда были бесплатные чай, хлеб и майонез. От голода спасало. Когда жена округлилась, как раз пришел май: витамины — укроп, петрушку, лучок — воровали на соседних с общагой дачных участках.
Наташа получила диплом, у меня начались каникулы, и мы уехали в Кемерово: рожать Нюську. Через четыре дня выяснилось, что в роддоме дочка подхватила какую-то инфекцию. Дело было серьезное, Наташа чуть не сошла с ума: протерла хлоркой все стены в палате, дверные ручки. Меня туда не пускали, бродил под окнами. Мучаясь от собственного бессилия, все наши небольшие деньги — на каникулах зарабатывал у приятеля в автосервисе — потратил на апельсины и конфеты.