— задыхалась от обиды мама. — Платье, которое я собиралась надеть, некрасивое и не годится для юбилея! И вообще, кажется, он начал заглядываться на других женщин...
— Побойтесь бога! Сергей Николаевич просто хочет, чтобы вы блистали. Так оно и будет. А что слова выбрал неподходящие, так мужики — они такие...
Мама с радостью подхватила тему мужской невнимательности. Описала Свете все имеющиеся в шкафу наряды, они выбрали подходящий. На юбилее мама была королевой.
Я всегда знал, что родители любят друг друга, проявления этой любви сквозили в каждом взгляде, каждом жесте, каждом слове. Даже представить себе не могу, какой силы должно быть чувство, способное удерживать рядом на протяжении шестидесяти лет...
Мама всегда нервничала, если папа приезжал к ней на спектакль. Особенно под конец жизни, когда начала иногда забывать текст. Но папа продолжал приезжать. Только теперь за пять минут до третьего звонка и в мамину гримерку входил лишь после спектакля. Чтобы лишний раз не волновалась.
Со стороны казалось, что всем управляет мама, на самом деле семью вел отец — и по жизни, и в искусстве. Как-то мы пришли к родителям в гости. Было все как обычно: чай, разговоры. Но в какой-то момент папа произнес диктаторским тоном:
— Уже без пяти шесть. А в шесть у нас с Люкой назначена репетиция.
И мама, только что собиравшаяся поиграть с Анютой, беспрекословно подчинилась: — Ребята, мы вас очень любим.
Но давайте прощаться.
При том, что репетировать они собирались дома, вдвоем.
Именно благодаря папе состоялись лучшие мамины роли в кино: Касаткина сыграла в двенадцати его картинах. В последние годы мама любила повторять, что не жила, а работала. Я позволял себе не соглашаться: «Мамуля, ты как будто об этом сожалеешь. Потому что не знаешь, что такое невостребованность. Рядом был режиссер, который всегда думал, как по-новому раскрыть такую выдающуюся артистку». А Эльдар Рязанов как-то пошутил: «Если бы у меня была такая жена, как у Колосова, я бы тоже снял такие замечательные картины».
При этом отец не делал маме никаких поблажек, не давал роли «по семейным обстоятельствам».
И меня, сына, начал снимать не с раннего детства, как многие родители-режиссеры, а только когда увидел, что не без способностей.
Первую роль — часового в концлагере — я сыграл в картине «Помни имя свое». Она была бессловесная, всего с одним крупным планом. Дело происходило зимой, декорацию выстроили в Крылатском, чтобы в кадре возникла метель, на меня направили ветродуй. Холодрыга жуткая! Тогда я впервые узнал, что такое актерский хлебушек. Постепенно эпизоды становились интереснее. В сериале «Радости земные» отец уже предоставил мне возможность спеть в кадре свою песню. Он работал с такими композиторами, как Шнитке, Рыбников, Саульский. Горжусь, что мне выпала честь написать музыку к трем папиным фильмам. А самую последнюю картину «Потерянные в раю» я еще и помогал монтировать: отец уже плохо слышал, в одиночку бы не справился.
Горько, что мама с папой не услышали альбом, который я со своей новой группой Big Sky записал на знаменитой норвежской студии с великим джазменом, скрипачом Михалом Урбаником.
Они бы за меня порадовались. Презентация этого альбома должна состояться в феврале в Доме музыки, приедет после своего семидесятилетнего юбилея Михал — это будет его первый концерт в Москве.
...Мы никогда не вмешивались в жизнь друг друга. Привыкли со Светой, что родители деятельны, окружены людьми, постоянно спешат. Не устаю корить себя за то, что не сразу понял: год от года мама с папой становились все уязвимее. Возраст брал свое.
Родители этого, по всей видимости, тоже не осознавали.
