Потом меня ждало кесарево сечение.
На учет, как мне посоветовали добросердечные медицинские светила, я встала в обычную районную консультацию, где участковый гинеколог Людмила Васильевна Цховребова великолепно провела мою беременность до тридцать третьей недели.
Кстати, совершенно бесплатно, на основании одной моей временной московской регистрации. Безумно ей благодарна.
На двадцать шестой неделе узнала, что у меня будут три мальчика. Существует суеверие: нельзя заранее покупать ничего детского. Но я наплевала на предрассудки. Еще гуляя по Праге, набрела на магазин для новорожденных и купила три пары носочков — красные, желтые и голубенькие — и крохотные ножницы для стрижки ноготков. В гостиничном номере разложила носочки на подоконнике. Смотрела и представляла со слезами умиления, как мои детки будут топать в них по полу.
Побродив по московским магазинам, поняла: цены на детские вещи запредельные. Тогда я обратилась к американским сайтам — аукционам детских вещей — и обнаружила: набор бутылочек стоит в три раза дешевле, чем здесь.
В итоге приобрела все за смешные деньги.
Весь Театр Маяковского знал о моей беременности. По моей просьбе для меня сняли двухкомнатную квартиру. Евгения Павловна Симонова очень помогла: нашла доктора Розу Николаевну Такташеву — акушера-гинеколога роддома при городской больнице № 8 у метро «Динамо», где специализируются на многоплодии и выхаживании недоношенных детей. Роза Николаевна велела ложиться в больницу в тридцать две недели. Но я на этом сроке еще клеила обои в комнате, забиралась на стремянку, вешала гардины. Помогали мне всем миром. С утра до ночи я перемывала сантехнику, убиралась, у меня проснулся какой-то сумасшедший инстинкт гнездования. Гоша считал, что моя съемная квартира — блажь и из роддома я с детьми должна ехать к нему.
Но я настойчиво демонстрировала свою самостоятельность.
В тридцать три недели собрала отстиранные и отглаженные вещички, понимая, что, скорее всего, вернусь домой только через месяц, и отбыла в больницу. В приемное отделение вкатилась шаром, весила аж восемьдесят четыре килограмма, за беременность прибавила тридцать. Дежурный врач тут же отодвинула в сторонку обычных, одноплодных мамочек и стала оформлять меня. Медсестры хотели поддержать под руки. «Что вы? У меня обои не доклеены, — хорохорилась я, — может, еще придется вернуться домой!»
Меня положили в двухместную палату, и это совершенно бесплатно. Я быстренько ее обжила, расставила иконки, положила на тумбочку два тома «Ребенок от рождения до года», читала про лактацию и пеленание, готовилась выкормить грудью всех троих.
Захватила с собой ноутбук, куда заранее закачала кучу фильмов, игры и музыку. Пела с утра до ночи, перепела весь репертуар Эдит Пиаф. Соседке по палате — китаянке с проблемной беременностью — приходилось терпеть мое сумасшествие. Ей запретили вставать, так что она вынуждена была слушать каждую песню, которую я пела во благо своих детей. Это была ее участь, не знаю, как уж она ее приняла — китаянка ни бельмеса не понимала по-русски.
Врачи и пациенты знали, что в отделении лежит чудаковатая артистка из сериала «Глухарь», а я и не скрывала своей чудаковатости. Роженицы собирались по вечерам у телевизора, я же как дирижабль фланировала мимо, напевая под нос: «Мама, первое слово...»
