Водитель с тревогой наблюдает эту сцену и наконец не выдерживает:
— Владимир Валентинович, давайте я вас отвезу на «Волге», а завтра приеду и заберу служебную машину.
Меньшов нехотя соглашается. Пока едем, сулит мне золотые горы: «Ты будешь сниматься у меня во всех фильмах. Я тебя не отпущу. Скоро поедем на юг. И поработаем, и потрясающе проведем время». Дышит перегаром, хватает за коленки. Я держусь из последних сил.
Через несколько дней звоню на студию, а мне говорят: «Группа уже уехала. Вместо вас снимается Гурченко». Расстроилась жутко — предложений в кино практически нет, а потом стала успокаивать себя: «Может, это к лучшему? Он бы меня замучил».
Прошло несколько месяцев, Меньшов фильм закончил, но его не выпускают на экран. А Митька наш в то время снялся у Быкова в «Чучеле» в роли мальчика, в которого влюблена героиня Кристины Орбакайте. Эту картину тоже положили на полку. Я попросила Юлиана Семенова, друга Егорова, помочь. У Юлика были большие связи на самом «верху». Семенов «протолкнул» быковский фильм. Потом смеялся: «Кустинская, что ты наделала? Теперь мне звонит весь Союз кинематографистов. Всем нужна моя помощь».
И тут объявляется Меньшов:
— Хочу дать тебе кассету фильма «Любовь и голуби». Его не выпускают. Можешь помочь?
— А ты ничего не забыл? Обманул меня и просишь о помощи?
— Ну не видел я тебя в этой роли! Ты — западная женщина. Какая из тебя месткомовская деятельница, да еще провинциальная? Согласись, Раиса Захаровна — это не твое.
— Нет, не соглашусь. И помогать не буду, — отрезала я. — Давай как-нибудь сам.
Кроме творческих неприятностей накатили и личные. Я оказалась права — Егоров завел любовницу. Мы разъехались. Я осталась в квартире, а Борис поселился на ведомственной даче вместе с Митей. Сыну было уже восемнадцать. Отца он безумно любил и не хотел с ним расставаться, но и ко мне все время приезжал. Рассказывал, что Борис прогнал любовницу: «Мне кроме Кошки никто не нужен! Я ее люблю!»
Егоров пытался меня вернуть. Заходил регулярно, контролировал, чтобы не завелся какой-нибудь поклонник.
Но все-таки пропустил момент, когда у меня начался роман.
Геннадий Хромушин был женат на актрисе Рите Гладунко. Сам не имел отношения к кинематографу, преподавал в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Мы познакомились на банкете. Там же случилась некрасивая история. Наташа Гвоздикова, сидевшая с Жариковым за столом напротив меня, крепко выпила и начала кричать на весь ресторан: «Женя, ну скажи ей, скажи этой Кустинской, что ты никогда не был в нее влюблен!» На нас стали обращать внимание. «Наташ, не надо кричать», — попросила я. А она не могла остановиться. Женька увел ее в туалет. За стол они не вернулись.
Гена, сидевший неподалеку, спросил жену: «Так это и есть та самая Кустинская?
Вы ее иначе описывали». А с Ритой дружила Фатеева. И вдвоем они меня регулярно «поливали»: «Кустинская такая безвкусная. Может вырядиться в красное платье с желтыми перьями!» А я в тот вечер была в черном — скромной юбочке и кофточке. Такой меня Гена и полюбил. Но он долго не решался оставить жену.
Седьмого января, на Рождество, я пошла в церковь. Отстояла службу, пришла домой, заглянула в холодильник и заплакала. Работы нет, денег нет, еды никакой. Сижу в роскошной квартире на золоченой кровати, в спальне, обитой шелком, и чувствую себя французской аристократкой времен Великой французской революции. Кругом роскошь, а жрать нечего.
Звонок: — Наташенька, это Гена.
Что ты делаешь?
— Сижу и плачу.
— Можно к тебе приехать?
— Конечно, только у меня даже хлеба нет.
— А я уже все купил. Сейчас привезу.
Мы накрыли стол и устроили праздник. И Гена остался со мной.
Наташа Фатеева обо всем узнала и приехала к Академии, где работал Хромушин.
— Гена, ты не знаешь, какая она...
— Наташа, я взрослый человек, — оборвал ее Гена, — у меня своя голова на плечах.
