Узнай об этом Буре, думаю, был бы крайне удивлен.
Время шло, я усиленно готовилась к Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити. Мне казалось: если выиграю, наши отношения с Пашей изменятся, он непременно заметит меня как женщину, воспылает ответными чувствами. Мои эмоции били через край.
Не берусь судить о других, но для меня Олимпийские игры — сильнейший стресс. Не могу ни есть, ни пить, теряю сон, за ночь раз двадцать пять прокатываю в уме программу. Я нахожусь в состоянии абсолютной концентрации, стараюсь не растрачивать эмоций, замыкаюсь в себе, ни с кем не общаюсь. В тот раз я даже попросила организаторов поселить меня в номере одну.
Краем уха слышала, что принц Альбер тоже находится в Солт-Лейк-Сити в составе сборной Монако. Но жил он отдельно от своих спортсменов, изредка наведываясь в Олимпийскую деревню. Однажды со стаканчиком кофе в руке брела в гостиницу, с головой погрузившись в мысли о завтрашнем выступлении, как вдруг мне преградили дорогу шестеро мужчин — все видные, косая сажень в плечах. Один из них красивым жестом снял шляпу и помахал ею, как д’Артаньян перед Людовиком. Остальные тут же последовали его примеру. Я улыбнулась и пошла дальше. Лишь потом сообразила: ведь это был принц Альбер! Что ж я с ним не поговорила? Невежливо как-то…
Нам с Пейзера помогала русский тренер Наталья Ильинична Дубова. Она была в курсе моих терзаний по поводу Буре.
— Слушай, перед тобой принц шляпу снимает, а ты страдаешь по какому-то Паше. Да забудь ты его! — советовала она.
— Нет, не могу, Паша такой, он такой…
В Солт-Лейк-Сити мы с Гвендалем стали олимпийскими чемпионами. После этого с группой фигуристов отправились в большой тур по Соединенным Штатам. А потом получили приглашение выступить перед английской королевой. Мы уже откатали номер и вышли на поклон, когда мой партнер прошептал: «Что ты натворила? Ибрагиму сообщили, что в гостинице тебя ждет толпа журналистов».
Ибрагим Зазуи — муж нашего тренера, по совместительству взявший на себя обязанности агента. Друзья прозвали его Джизу — Иисус — за то, что он очень отзывчивый человек, если может кому-то помочь, с радостью это делает.
Мы отправились в гостиницу, и когда там на меня налетели репортеры с микрофонами, Ибрагим поднял руку: «Господа, Марина не будет отвечать ни на какие вопросы».
Я уловила только, что Алимжана Тохтахунова посадили и это имеет какое-то отношение ко мне. Войдя в номер, включила телевизор. Ведущий новостного канала сообщал, что Алик якобы оплатил нашу с Гвендалем победу и что в ближайшее время будет решаться вопрос о том, чтобы отобрать у нас олимпийские медали. (Забегая вперед, скажу, что МОК никогда не ставил под сомнение нашу победу, не обсуждал вопроса о лишении нас медалей. Но пресса неистовствовала.)
Почти одновременно раздался звонок мамы: — Твой знакомый в тюрьме.
— Мам, а почему ты не называешь его по имени?
Я не собираюсь отрицать, что знакома с Аликом, но не более того. Я ни в чем не виновата. Мы победили честно, мы были лучшими.
Журналисты устроили настоящую травлю. Каждая газета считала своим долгом вести собственное расследование скандала, разразившегося вокруг моего имени. Утверждалось, что Тайванчик подкупил французского и русского судей, договорившись: француженка выводит на первое место российскую пару Бережная—Сихарулидзе, а российская в свою очередь — нас с Пейзера. Назывались точные суммы, которые русская мафия в лице Алика заплатила, чтобы провернуть эту операцию. «Желтая» пресса пошла дальше, объявив меня любовницей Тохтахунова.
Потом Алимжана выпустили на свободу, так ничего и не доказав. Там и копать было нечего. Француженка действительно присудила первое место Антону с Леной. Но русский арбитр никогда не ставила нас с Гвендалем на первое, мы не поднимались у нее выше третьего. Ничего себе сделка! Мне трудно заподозрить Алика в причастности к такой афере, ведь он не интересовался фигурным катанием, лишь раз пришел поболеть за меня на соревнования, да и то инициатором была Нелли Кобзон. Алик еще потом негодовал, что их не уважили — посадили не в ложу, а на трибуну. Он никогда не оказывал мне особых знаков внимания. Наоборот, Алик пытался знакомить меня с молодыми людьми, спрашивал: «Почему ты никем не интересуешься? Смотри, сколько приличных ребят рядом».
Но я упертая как баран. Мне нужен был только Паша.
