Только однажды, в Караганде, не вышла на сцену после удаления аппендикса.
Все произошло неожиданно, после бурного празднования дня рождения Сони в Сочи. Тогда украинские поклонники носили на руках по парку «Волгу», в которой она сидела, а молдавские доставили в гостиницу торт невероятных размеров с надписью «Любимой Сонечке от земляков». Это чудо кондитерского искусства ее чуть и не погубило. Мы все тогда страшно объелись. Соне стало плохо в самолете. Она жаловалась на тошноту и боли в животе. В Караганде, едва поселившись в гостинице, вызвали врача. Он определил: «Аппендицит. Срочно в больницу!»
Соня боялась операции. Помню, ехали на «скорой», она плакала от боли и страха, а я держал ее за руку и уговаривал: «Ну что ты?
Все будет хорошо». Ротару кивала и слушала очень внимательно, как маленькая испуганная девочка.
После операции поклонники завалили Соню цветами.
Одним из самых преданных поклонников Ротару был и остается Алимжан Тохтахунов, более известный как Тайванчик. Я впервые увидел его в Сочи, на пороге Сониного номера, с полной сумкой продуктов. Соня Тайванчику обрадовалась. Называла Аликом. Я понял, что они давно и хорошо знакомы.
«Говорят, тебя опять кашель мучает, — сказал Тайванчик, доставая один из своих гостинцев. — Вот самое лучшее лекарство — конская колбаса. Будешь есть, все пройдет».
Мы накрыли стол из его подношений, посидели, выпили по рюмке. Тайванчик рассказывал об их общем с Ротару знакомом — Япончике. Мне ужасно хотелось спросить, где и при каких обстоятельствах они подружились с Соней. Но я счел за благо промолчать.
Не думаю, что Ротару знала о его делах. Я сам тогда еще многого не понимал. Толя был знаком с Тайванчиком и относился к нему нормально. Вокруг известных артистов всегда крутились самые разные люди, в том числе и весьма сомнительные. Они дарили цветы, угощали, поддерживали в трудные моменты. И эстрадные небожители милостиво принимали знаки поклонения и любви.
Перестав работать с Соней, я сохранил добрые отношения и с ней, и с Толей. Когда приезжал в Ялту уже с Пугачевой, Алла всегда говорила: «Олег, позвони Ротару, скажи, что я приглашаю ее на концерт».
Соня очень доброжелательно благодарила, но ни разу не пришла, все время что-то мешало.
После «Золотого Орфея» Пугачева предлагала мне стать ее директором. Я отказался. Работал в цирке и не хотел оттуда уходить. Считал, что в такой мощной структуре у меня больше перспектив. Но ошибся и через несколько лет, в канун Нового 1983 года, уже сам отправился к Пугачевой на поклон — просил взять к себе. Нас свел Болдин, провел меня к Алле в гримерку. Она очень грустно тогда сказала:
— А ты знаешь, что я очень изменилась? Работать с Пугачевой тяжело. Вдруг не сможешь?
— Смогу, — как когда-то у нее дома ответил я.
Не понимая, что меня ждет.
Я стал директором коллектива Пугачевой, Болдин был директором самой Аллы. Мне пришлось заниматься технической частью выступлений, музыкантами, балетом, бухгалтерией и кучей других вещей. Уже через пару месяцев я был полностью захвачен новой жизнью. И боготворил Пугачеву.
Как артистке равных ей не было. Однако соответствовать ее творческому и человеческому темпераменту оказалось нелегко. Алла не признавала никаких препятствий на пути к цели, не терпела возражений, в общем, вела себя как королева. Нас с Женей гоняла в хвост и в гриву. Не дай бог, что-нибудь сорвется! Размажет по стенке.
Поехали как-то на гастроли в Томск. Незадолго до выступления Болдин предупредил: — Алла не в духе и на тебя сердится.
