Я купил газету. Интервью Гурченко называлось «Мои мужья — это отбросы и обмылки».Да-а, сильно. «Обмылком» меня Людмила Марковна еще не называла. Девятнадцать лет прошло, а она все придумывает новые и новые эпитеты.
С момента нашего расставания с Людмилой Гурченко прошло девятнадцать лет — ровно столько, сколько прожили вместе. И я ни за что не стал бы ворошить прошлое, если бы не одно из ее последних интервью.
Газетных и журнальных публикаций, телевизионных передач в канун юбилея Людмилы Марковны было великое множество. Некоторые я читал и смотрел. Не потому что ностальгирую о прошлом (вот уж нет!) или надеялся услышать о себе доброе слово — с чего бы такие метаморфозы, если с начала девяностых хожу в подлецах и предателях. Двигало мною элементарное любопытство: как некогда близкий человек изменился за два десятилетия? Стал ли мудрее?
Лучше бы я задушил свое любопытство в зародыше. Штампованные, переходящие из одной передачи в другую фразы, замусоленные остроты, ужимки, которые в «исполнении» и тридцатилетней женщины вызывают неловкость... Апофеозом юбилейной вакханалии стала программа «Марковна.
Перезагрузка». Такого острого чувства стыда за другого человека я не испытывал, наверное, никогда. Хотелось крикнуть в экран: «Люся, что ты делаешь?! Зачем тебе это?!» Сразу за воплем души последовал вздох облегчения: «Слава богу, бывшая жена нигде не упомянула моего имени...»
Конец тихой радости положил телефонный звонок. Звонил один из старых приятелей: «Костя, тут в (далее следовало название «желтого» еженедельника) Марковна интервью дала. Я поначалу тебе даже звонить не хотел, но потом подумал: все равно узнаешь. Прежние гадости, которые Люся про тебя говорила и писала, по сравнению с этим — ничто... Кость, такое не прощают! Те из наших, кто читал, — в прострации, не понимаем, как она могла такое написать?!» Естественно, я тут же пошел и купил газету.
Интервью называлось «Мои мужья — это отбросы и обмылки». Процитирую самый «яркий» отрывок: «Никто не смеет так поступать со мной. Как можно продавать стулья и кастрюли после того, что было? После меня?! ...Он признавался мне в любви, а за моей спиной готовил свою будущую жизнь. Обмылок!! Сейчас ему не хватает, чтобы вслед шептались: «Смотри, Купервейс пошел — муж Гурченко». Надо быть благодарным, что тебя вынули из дерьма, сделали из тебя человека, а ты взял и плюнул...»
Да-а, сильно. «Обмылком» меня Людмила Марковна еще не называла, да и извлеченным из «дерьма» — тоже. Девятнадцать лет прошло, а она все придумывает новые и новые эпитеты. Откуда такие «долгоиграющие» злоба и ярость? Может, она меня все еще любит? Или не может смириться, что, уйдя от нее, я не стал бомжом, не спился и не почил под забором?
Я не стану искать встречи с Гурченко, чтобы выяснить отношения.
