Заседание длилось недолго — детей у нас с Таней не было, общего имущества тоже.
Сев рядом с Люсей в машину, я выдохнул:
— Все, свободен!
— Ну и славно! — улыбнулась она.
На следующее утро я увидел новую, сшитую мне Люсей стильную рубашку висящей в шкафу, рядом с платьями хозяйки. Такое вот своеобразное предложение переехать и жить вместе. Я его с радостью принял.
Тревожился только об одном: как примет меня Маша, которая вот-вот должна была вернуться в Москву после каникул? Но все сложилось как нельзя лучше. Дочка Люси оказалась открытой, доброй девочкой, и мы быстро нашли общий язык.
Сначала она звала меня «дядей Костей», потом просто по имени, а спустя полгода, когда мы втроем отправились в Ялту, где у Люси было несколько съемочных дней, я услышал:
— Костя, а можно я буду называть тебя «папой»?
Бросил короткий взгляд на Люсю и понял, что вопрос-просьба не был для нее неожиданным.
— Конечно, зови! А я тебя буду — «дочкой». Не возражаешь?
Сколько же благодарности было в Люсиных глазах, сколько тепла!
— Спасибо тебе, — прошептала она. — Маша еще никого не называла «папой». Прежде у нее даже желания такого не возникало.
Так в двадцать четыре года я стал отцом четырнадцатилетней дочери.
Сейчас, вспоминая себя сидящим на родительском собрании рядом с солидными папашами и мамашами, не могу удержаться от грустной ухмылки. Насупленные брови, серьезный взгляд, усы, которые отрастил, чтобы казаться старше, голос с добавлением «басовых» нот: «Да-да, я понимаю, нам действительно следует больше внимания уделять математике. Я проконтролирую, как Маша готовится к урокам».
Обещание свое сдержал: проверял домашние задания, помогал писать сочинения.
А Люсино воспитание заключалось в разносах, которые она время от времени устраивала дочке. Рефреном звучало: «Как можно быть такой бестолковой?!
Актерского, музыкального таланта нет, так хоть училась бы хорошо!»
Участвовать в таких разборках я считал себя не вправе, но в душе за Машу обижался: «Вовсе девочка не бездарна. Слуха действительно нет, но чувство ритма и пластика присутствуют — танцует прекрасно!»
Уверен, судьба Маши сложилась бы совсем по-иному, если бы мать была к ней чуточку внимательней и снисходительней. Если бы у нее вообще находилось время для дочери. Но Люся считала себя в первую очередь Актрисой. И во вторую, и в третью... Недостаток любви и тепла пыталась компенсировать девочке бабушка Елена Александровна (по-домашнему Леля) — замечательная женщина, с которой у меня сложились прекрасные отношения. С ней и со мной Маша делилась своими проблемами и девичьими секретами, к нам шла за утешением после ссор с матерью.
Правда, и сама Люся, устроив дочери головомойку, потом переживала — подходила к Маше, обнимала, жалела.
Поздней осенью 1973 года мы отправились на гастроли.
