На всю жизнь врезалось в память, как однажды мы сидели вечером вдвоем и она читала мне «Приключения Гекльберри Финна». Марк Твен по сей день мой любимый писатель.
В 1964 году мама взяла меня с собой в Коктебель в писательский Дом творчества. Компания подобралась интересная — Роберт Рождественский, Юлиан Семенов, Сергей Михалков с сыновьями Андреем и Никитой. Но почувствовать себя членом блистательного общества я не успел, сразу же подхватил ветрянку. Врач прописал постельный режим, запретил купаться в море, чтоб не мочить болячки, и даже выходить на пляж. Сергей Владимирович, чтобы не лишаться общества красивой актрисы, снимавшейся в картине «Три плюс два» по его сценарию, нашел решение проблемы: отрядил ко мне в сиделки младшего сына.
Мама купалась, загорала, обедала в ресторанах с друзьями. А я вынужден был валяться на диване. Восемнадцатилетний Никита приходил ко мне, пятилетнему, каждый день, выводил на короткую прогулку, вечером читал сказки, подкладывал под подушку отшлифованные морем камешки, обещая: чем быстрее я засну, тем скорее камешки станут волшебными.
По прошествии многих лет мать разругалась с Никитой в пух и прах из-за скандала вокруг Киноцентра. А Михалков на съезде кинематографистов с трибуны недоумевал: «И за что Фатеева так меня ненавидит? Я же с ее сыном нянькался!» Коллеги потом интересовались, что он имел в виду. А я подошел к Михалкову:
— Никита, привет!
— Напомните, кто вы? — нахмурился он.
— Я Володя Басов...
— Ах! — Никита Сергеевич картинно заключил меня в объятия.
Когда на Пицунде построили Дом творчества кинематографистов, мама стала каждое лето вывозить меня туда — на месяц, иногда на два. У нее там была своя компания, у меня — своя, но Пицунда все равно оставалась, по сути, единственным местом, где мы с ней как-то общались.
Я подружился с Толиком Мукасеем — сыном Светланы Дружининой и кинооператора Анатолия Мукасея, Колей Данелией — его родителями были режиссер Георгий Данелия и актриса Любовь Соколова, Васей Жилинским — сыном народного художника Дмитрия Жилинского, Олегом Добродеевым — сыном драматурга Бориса Добродеева, будущим генеральным директором ВГТРК, Лешей Аксеновым — сыном Василия Аксенова, ныне художником, Максимом Карменом — внуком легендарного документалиста Романа Кармена, сегодня директором нашей студии «Арт-экспресс».
Мы там, можно сказать, выросли и были счастливы. Несколько лет назад Леша Аксенов был в Абхазии и заехал посмотреть, что осталось от Дома творчества. Говорит, что заплакал, когда увидел разрушенное здание с торчащей арматурой, выбитые окна, а на полу — стреляные гильзы и загаженные плакаты с фотографиями артистов. Валялся и портрет Фатеевой, где она счастливо улыбается.
Мать Толика Светлана Дружинина, в отличие от моей, пробовала соблюдать режим и неизменно устраивала шестнадцатилетнему сыну днем «тихий час».
Пока Толик спал, мы с Колей Данелией пили пиво в баре или играли в водное поло с Мишей Калатозовым. Когда деньги были на исходе, а вечер неумолимо приближался и его надо было как-то провести, мой друг и одноклассник Андрей Артюхин — кандидат в мастера спорта по шахматам (ныне успешный банкир) — шел обыгрывать в преферанс Леонида Броневого. Тот был классным картежником и высокомерно отвечал на предложение расписать пульку: «Ну давай, мальчик». А «мальчик», бывало, «разувал» его по полной. Однажды Андрей выиграл у Броневого восемнадцать рублей, мы лихо спустили их в баре тем же вечером.
Не только молодежь, но и взрослые любили «оторваться». Жена Геннадия Шпаликова актриса Инна Гулая как-то вышла на улицу в одних колготках. Голую женщину тут же отловили и вернули в номер, где обнаружились стратегические запасы транквилизаторов.
Милицию вызывать не стали, ее просто выселили из Дома творчества.
Бог отвел меня от наркотиков, наверное, сказалось патриархальное дедушкино воспитание. Мое знакомство с дурманящими веществами ограничилось портвейном. А вот для Коли и Толика пристрастие к наркотикам закончилось плачевно: один умер от передозировки, другой выбросился с балкона. Сначала ушел Коля, а потом ровно через два года, день в день, Толик. Колина мать актриса Любовь Соколова говорила: «Коля и Толик друг друга поубивали».
Когда мне исполнилось двенадцать, Ролан Быков решил снимать меня в фильме «Телеграмма». Я приехал на «Мосфильм», что-то сыграл и был утвержден.
А через день Ролан Антонович позвонил маме: «Наташ, я твоего сына не беру. Очень боюсь его испортить, он слишком впечатлительный, а у меня главный герой должен быть фашистом». Помню, горевал, но недолго. Через полгода уже снимался у Ричарда Викторова в фильме «Москва — Кассиопея».
С Быковым судьба свела нас через несколько лет во ВГИКе, когда я стал студентом. Увидел Ролана Антоновича, подошел.
— Вот, учусь, а вы в меня не верили.
— Я за тебя тогда просто испугался, — сказал Быков. — Ни один ребенок не бил меня на пробах, хотя это требовалось по роли. Все начинали стесняться, зажиматься, а ты взял и ударил что есть силы.