«Мама, здра...» — начинаю я и тут же слышу короткие гудки. Она даже не дает договорить. Мать такая — если обиделась, вычеркивает человека из жизни.
Такое случалось и раньше. Мне тогда исполнилось двадцать три, мы с женой Олей поселились в съемной квартире без телефона. Зима, в щели оконных рам задувает снег. В итоге меня продуло так, что слег. Жесточайшая простуда обернулась воспалением легких, в течение недели я валялся в полуобморочном состоянии с температурой сорок.
Оля решила сообщить об этом моей матери, выскочила на улицу, к телефонному автомату, набрала номер ее квартиры: «Наталья Николаевна, Володя заболел...»
Короткие гудки, трубка брошена.
Тогда Оля в отчаянии позвонила моему дедушке в Харьков, тот тут же связался с дочерью: «Наташа, срочно езжай к Володе, ему очень плохо».
Наталья Николаевна снова швырнула трубку, не стала и с родным отцом разговаривать. А у него через полчаса случился сердечный приступ. Когда санитары «скорой» укладывали дедушку на носилки, он все повторял: «Как она может?! Почему?!»
Я тоже не раз задавался этими вопросами...
В одной книжке вычитал, что в психиатрии есть такое понятие — мизопедия. Означает патологическую нелюбовь к собственным детям. Может, этим все объясняется? Нет, не похоже. Моя мать, народная артистка РСФСР Наталья Фатеева, на сумасшедшую не тянет. Психоаналитики утверждают, что корень всех проблем надо искать в тяжелом детстве пациента. Но детство Натальи Николаевны таковым не назовешь. Она была единственной дочерью, залюбленным, избалованным ребенком. Правда, когда выросла, стала предъявлять родителям претензии. Мол, не додали в детстве ласки. Сталкиваясь с черствостью дочери, бабушка возмущалась: «И в кого она такая пошла, не понимаю?!»
Вижу, как мать «светится» на очередном митинге оппозиции рядом с Борисом Немцовым, выступает, наверное, произносит правильные слова.
Почему же многие годы она не находит их для своих детей? Почему не желает нас знать?
Маленьким я считал своими родителями Николая Демьяновича и Екатерину Васильевну Фатеевых. По большому счету они ими и являлись. Комнатка в коммунальной квартире в высотке, где гостиница «Украина», куда меня принесли из роддома, не осталась в памяти совсем. Она принадлежала отцу — актеру и режиссеру Владимиру Павловичу Басову. Но прожил я с родителями недолго. Оба много работали, заниматься ребенком было некогда, так что меня быстренько сплавили в Харьков к дедушке с бабушкой.
У меня было замечательное детство. Я никогда не чувствовал себя обделенным, хотя маму видел урывками. Она приезжала в Харьков на день-два и тут же исчезала на полгода.
Я, конечно, страдал, но недолго. Дед и бабушка меня очень любили и баловали. Дед был подполковником в отставке. Но на военную пенсию тогда можно было неплохо прожить. Да и бабушка не сидела дома, работала директором ателье.
Каждое лето мы ездили в Крым на «Москвиче» деда. Снимали комнату в доме на берегу моря, купались, загорали, объедались фруктами. Это ли не счастье?! Вообще-то дед был записан в очередь на «Волгу», но когда она подошла, мой хитрый папа сделал предложение: «Николай Демьянович, давайте махнемся. Ну куда вам в Харькове ездить на «Волге»? А мне — известному режиссеру — она в Москве в самый раз. Я отдам вам свой «Москвич».
Простодушный Николай Демьянович повелся, и уже через неделю Владимир Павлович рассекал по Москве на новенькой «Волге».
Когда я заболел свинкой, отец тут же примчался в Харьков.
