
В тот вечер я попросила Диму проводить меня до дома. Когда вошли в подъезд, порывисто обняла его и прошептала: «Я тебя очень люблю...»
Он сделал вид, что не услышал, — быстро попрощался и ушел. Два дня я не отвечала на его звонки. Просила родителей говорить, что меня нет дома. На третий мы встретились у Володьки в палате.
Я держалась холодно, даже надменно.
Из больницы вышли вместе. Дима взял меня за руку:
— Что случилось?
— А ты не понимаешь?! Я сказала, что люблю, а ты промолчал!
— Я боюсь.
— Чего?
— Что привяжусь к тебе, а ты меня бросишь. Та операция, после которой мне пришлось перейти на работу в банк... На телевидении нужно пахать сутками, а я уже не мог... Это была серьезная болезнь, и врачи сказали — она может вернуться... А ты... Ты молодая, красивая, талантливая. Тебя уже весь Питер знает. Такое будущее... Зачем я тебе?
Так вот откуда у него черные круги под глазами и постоянная тошнота, из-за которой Дима почти ничего не ест...
У меня перехватило горло:
— Димка, милый... Ну как ты мог подумать?.. Да я тебя так люблю, так люблю! От моей любви все твои болезни пройдут!
Мы уже несколько лет прожили в браке, когда Лютый однажды сказал: «Если бы не встретил тебя, меня бы уже, наверное, не было в живых.
Ты действительно вылечила меня своей любовью...»
Он был идеальным мужем. Угадывал каждое мое желание, старался выполнить любую прихоть. Тратить деньги на себя ему было жалко, зато я каждый год (инициатором выступал Лютый) меняла машину на более престижную. Уже рассекала по Питеру на «Гранд Чероки», когда Дима сподобился-таки купить себе первое авто — «99»-ку. До этого ездил на метро.
Обзаводиться детьми мы поначалу не спешили: мне нужно было закончить свои вузы, Диме — наладить работу в рекламном агентстве, которое он создал.
А когда решили, что пора, выяснилось: это не так просто. Два года я не могла забеременеть. Дима страдал, втайне считая, что виной всему его прошлая болезнь и послеоперационное лечение.
В то лето мы поехали в Израиль, и к Стене Плача я положила записку, в которой была единственная просьба: «Господи, пошли мне дочку!» Когда возвращались в Питер, в самолете, не удержавшись, спросила:
— Дима, а ты в своей записке чего попросил?
Он посмотрел то ли смущенно, то ли виновато:
— Чтобы у нас родилась девочка.
Через пять месяцев я узнала, что жду ребенка.
Дима присутствовал при родах.

Как сейчас помню: акушерка укладывает ему на сгиб локтя крошечный кулек, а у Лютого на глазах слезы и губы дрожат...
Даше было полтора года, когда у меня на работе начались проблемы. Точнее — на всех работах, поскольку трудилась Алла Довлатова (этот творческий псевдоним я взяла себе в самом начале журналистской карьеры: имя Алла мне всегда очень нравилось, а «однофамилицей» Сергея Довлатова я стала по совету мамы — большой поклонницы творчества писателя) сразу на нескольких телеканалах и радиостанциях. Программы стали закрываться одна за другой, новые проекты отметались с ходу. Гадать, откуда ноги растут, не приходилось.
В правительстве Санкт-Петербурга, которым руководил Владимир Яковлев, мой папа работал председателем Комитета по благоустройству и дорожному хозяйству. Должность самая что ни на есть «хлебная», если брать взятки. А отец не брал. Стало быть, и делиться ему было нечем. Последнее очень не нравилось одной высокопоставленной особе (не буду называть ее имени, поскольку эта дама уже давно на пенсии), которая сначала попыталась сместить отца, а когда не получилось — Яковлев отца очень ценил, — принялась за меня.
В конце концов работы в Питере для меня не стало. Совсем. Я была близка к отчаянию, когда позвонили из Москвы, с радио «Деловая волна»: «К нам попала кассета с записью ваших передач на питерском радио. Вы не могли бы приехать в Москву?» На следующее утро я была в столице.