Николай Бурляев: «В Госкино не рекомендовали снимать трех актеров: Инну Чурикову, Ролана Быкова и меня»

«Новая жена от Тарковского отсекала и меня, и Юсова, и всех, кто Андрею был дорог и кто его истинно...
Наталья Николайчик
|
14 Февраля 2019
Николай Бурляев с Люсьеной Овчинниковой
Николай Бурляев с Люсьеной Овчинниковой в фильме «Мама вышла замуж». 1969 г.
Фото: Fotodom.ru

«Новая жена от Тарковского отсекала и меня, и Юсова, и всех, кто Андрею был дорог и кто его истинно любил. Лариса Павловна даже с Бондарчуком его рассорила. Они, два гения, потянулись друг к другу, хотели делать фильм вместе. Но раздался шепот: да Бондарчук такой-сякой, он тебя обманет… И Андрей этому поверил», — вспоминает Николай Бурляев.

— Николай Петрович, в одном интервью вы сказали, что осознавать себя стали где-то с пяти лет…

— Нет, гораздо раньше. К тому, что я сейчас вам отвечу, можно относиться по-разному. Можно с улыбкой, мол, что это он придумал, а можно и поверить: а вдруг это правда? Я помню миг своего рождения. И я его описал в своей поэме «Иван Вольнов»: «Начнем с Иванова рожденья./Вольнов открыл мне свой секрет,/Что будто помнит он явленье/В пронзительный, кричащий свет./Как потекли перед глазами,/Размыты первыми слезами/Тазы, халаты и столы,/Кружились стены и полы,/Мелькали лица, руки, стекла:/Предметов хаос бушевал/И новым гулом удивлял:/За окнами Россия мокла.../Лечила раны вся страна:/Год, как закончилась война».

В семье я был самым младшим. Для строгого отца, возможно, и не столь необходимый — четвертый, послевоенный, лишний рот. Меня очень любили мама и бабушка. Бабушка ушла, когда мне было лет семь. В больнице, прощаясь, она маме говорила: «Ты береги его, это твой кормилец…»

Отец и мать, инженеры, жили от зарплаты до зарплаты. Никогда у нас денег не было, я помню, родители все время думали, где занять, как отдать. Относили в ломбард какие-то вещи, помню — царский золотой, приготовленный в заклад. При этом в доме частенько были черная и красная икра, осетрина. В то время это не считалось недостижимым деликатесом. Когда мы переселились на улицу Горького, дом 6, отец посылал меня вниз, в длинный гастроном под названием «кишка». Там стояли кадки с черной и красной икрой, лежали рядком свежайшая осетрина и семга, которые мы нередко вкушали. 

Наши родители были очень гостеприимными и хлебосольными. Отец и мать готовили по несколько первых и вторых блюд, потому что к старшему брату Геннадию (а он был международный мастер спорта по шахматам) приходили те, кого он тогда частенько обыгрывал: чемпионы мира Ботвинник и Таль. Приходил чемпион СССР по шахматам Корчной. Как-то он с похмелья спал на отцовской постели прямо поверх одеяла, чуть ли не в ботинках. Это меня очень удивило. Ведь это Корчной, гроссмейстер! А другой мой брат Борис поступил в Щукинское училище, и его однокурсники питались у нас. 

Потом, когда и я стал артистом, и мои друзья стали посещать наш дом. Кто только не был: Володя Высоцкий, Никита Михалков, Коля Губенко, Ролан Быков, Настя Вертинская, Юрий Никулин. И всех гостей нашего дома родители пытались накормить. Отец, сын актеров, был натурой артистичной. Каждый вечер, приходя со своей скучной инженерной работы, он открывал рояль и часами импровизировал. Видимо, музыкальные способности моего старшего сына Ивана — это гены деда. Когда Иван пошел учиться в ЦМШ, а потом в консерваторию, дед ему подарил самое дорогое, что у него было, — свой рояль начала века.

Николай Бурляев с Натальей Андрейченко
«Наташа очень нервничала во время съемок. Она переживала, что не справится. Однажды мы грелись в машине перед съемками сцены с пирожками. На улице было очень холодно, и Наташа расплакалась у меня на плече» С Натальей Андрейченко в фильме «Военно-полевой роман». 1983 г.

— А у вашей мамы какие были таланты?

— В ней пропал крупный номенклатурный работник. Всюду, где бы она ни была, вокруг нее кипела жизнь. Когда я еще ребенком ездил на съемки, меня сопровождала мама, и в очень трудных условиях у нее всегда было что поесть. Снимаем «Иваново детство» на Днепре, живем в гостинице рядом с Каневом, на отшибе, продуктов нет ни у кого из группы, а у мамы по балкону бегают куры, гуси… Группа, приезжая со съемок, принюхивалась: что там у Бурляевых? Мама кормила всех… Она сопровождала меня в киноэкспедициях, пока мне не исполнилось 16 лет. Последний фильм, на котором мы были вместе с ней, — «Герой нашего времени». Живем в глухой степи, а во дворе нашего дома опять куры, индейки, гуси. Дальновидная мама привозила ткани из Москвы и обменивала у местных жителей на всю эту живность…

— Как вы попали в кино?

— Летом 1959 года я шел из школы по улице Горького. На углу дома 6, у ресторана «Арагви», меня подозвал сидевший на ограде молодой человек: «Мальчик, иди сюда…» Я подошел. «Ты мне нужен!» Это был Андрон Кончаловский. Так я попал в фильм «Мальчик и голубь» — его курсовую работу. В этой картине меня увидел Андрей Тарковский. Так что Кончаловский определил мою судьбу. Кстати, буквально в прошлом году мне прислали в соцсети интервью Андрея Тарковского, которое он дал латвийскому телевидению вскоре после «Андрея Рублева». Ему задали вопрос: «Почему вы взялись за такой гиблый проект, как «Иваново детство»? Он же уже до вас был завален режиссером, снявшим половину фильма, истратившим почти все деньги…» Тарковский ответил: «Я взялся за это, потому что у меня был Коля Бурляев». При этом он не сразу меня утвердил. 

Да я и сам в себе сомневался, думал: какой же я русский Иван? Внешне я выглядел как американский мальчик — Джеки Куган. Тарковский для «русскости» попросил осветлить мне волосы, мне оттопыривали уши, рисовали конопушки. Тарковский устроил мне шесть кинопроб с разными актерами: Владимиром Ивашовым, Валентином Зубковым, Женей Жариковым. Потом с каким-то хрипатым артистом Володей. Оказалось, с Высоцким. За это я благодарен судьбе: мы с этим Володей подружились на пробе. Снимали сцену встречи Ивана и капитана Холина, когда они в подвале лейтенанта Галь­цева друг к другу бросаются навстречу. Взрослый офицер и ребенок говорят друг другу «ты». Так с этого момента между нами это «ты» и осталось на всю жизнь, хотя разница у нас — лет восемь. 

После той пробы мы с Володей вышли за ограду «Мосфильма» униженные и оскорбленные, не ведая, утвердят ли нас на наши роли... Высоцкий спрашивает: «Ты куда?» — «Я на Горького». — «И я в ту сторону, поедем вместе…» Мы с ним проехали в общественном транспорте до центра, оказались в саду «Эрмитаж», зашли в кафе, Володя заказал бутылку шампанского. Открыл ее и налил мне первый в жизни бокал. В том 1961 году всю осень мы с Володей плотно общались. Я постоянно бегал к нему в Театр имени Пушкина, где он играл роли на выходах: «Кушать подано». Я ждал, когда выйдет мой Володя, потом шел к нему в гримерную, после спектакля отправлялись ко мне домой, отец нас кормил. Что Высоцкому было во мне интересно, я не знаю. Не только он, все мои друзья были старше меня. Андрей Тарковский, Гена Шпаликов. А Виктор Некрасов и Валентин Зубков и вовсе участники войны...

Николай Бурляев с Александром Кайдановским и Алексеем Баталовым
«Премьера «Игрока» была в Праге, а потом у нас. Но три критика выдали нелестные рецензии, в широкий прокат кино не попало. Баталов был этой историей ранен и прекратил снимать фильмы» С Александром Кайдановским и Алексеем Баталовым на съемках фильма «Игрок». 1972 г.
Фото: Fotodom.ru

На съемках «Иванова детства» Тарковский работал со мной как со взрослым профессионалом. Еще на пробах предупредил: «У тебя впереди очень сложная сцена, ты должен будешь прямо перед камерой заплакать. Но по-настоящему, а не с помощью лука, как ты плакал у Андрона». Перед съемками этой сцены я договорился с Тарковским, что меня пустят на площадку одного за четыре часа до начала работы. Хотел настроиться на трудную сцену. Переодевшись и загримировавшись, я четыре часа бегал по павильону, накачивая эмоции… К началу съемок я был уставший и опустошенный, а слезы не шли. Андрей наблюдал за мной издали. 

А потом резко направился в мою сторону. Я подумал: это конец. Он же предупреждал, что это будет главная сцена в фильме, а я не справился. Я ожидал его гнева, думал, он закричит: «Ну что, бездарь, я тебя полгода назад предупреждал, как важна эта сцена. А ты всех подвел!» Но он избрал иной метод. Подойдя, он вдруг обнял меня, прижал к себе, погладил по голове и сказал: «Коленька, бедный мой мальчик, я вижу, как ты мучаешься, как ты страдаешь. Коля, давай я сейчас все отменю. Бедный ты мой…» И я заплакал, возможно, от жалости к себе. Он за руку подвел меня к камере и снял то, что хотел.

Во всех фильмах Тарковского актерам приходилось работать в экстремальных условиях. Помню, как мы с Жариковым в конце октября в одежде плавали в Днепре, ползали по болоту при температуре воды градуса четыре. Нам сделали целлофановые «гидро­штаны». Напрасный труд — в швы заливалась ледяная вода. Оператор Вадим Юсов, катаясь рядом с мной на операторской тележке, спросил: «Холодно? А ты пописай в штаны… Нет, серьезно, мы так в армии согревались…» Не поверить любимому оператору я не мог. Вскоре он задал мне вопрос: «Сделал? Ну как?» — «Да так же холодно», — ответил я.

— Знаю, что на съемках «Андрея Рублева» вы чуть не разбились…

— Да. Было дело — в сцене падения с обрыва. Репетиций не было, просто Андрей мне сказал, что вот здесь надо упасть. И я послушно выполнил его желание, даже не подумав об опасности. На скорости пролетал по скользкой глине, по камням, корягам, через куст, ударивший мне под дых — потемнело в глазах. Андрей просил меня, грязного и разбитого, упасть еще и еще раз — шесть дублей. После каждого пролета Андрей восторженно кричал: «Коленька — это сыр! Рокфор!» — высшая похвала Тарковского. После съемок я был как кровавый бифштекс. Когда мы раздевались, мой партнер Толя Солоницын на моем теле насчитал 26 кровавых ссадин…

— А правда, что до этого дубля отношения ваши с Тарковским были натянутыми? А после того, как вы все самоотверженно выполнили, наладились?

— Да, это был переломный момент, Андрей в тот день смотрел на меня как на героя. Он до этого очень злился на меня, потому что я параллельно снимался еще и в фильме его однокурсника Юлия Файта «Мальчик и девочка». Отказать однокурснику и «не поделить» с ним актера Андрей не мог. «Мальчик и девочка» — это съемки на Черном море, курорт. А у моего героя Бориски другая жизнь — в рванье, в холоде, в грязи. 

Николай Бурляев с Олегом Ефремовым
«Тогда я много снимался: до трех-четырех фильмов в год. Помню, Андрей мне говорил: «Коля, не торгуй собой, есть будет нечего, помирать будешь, не играй то, за что тебе потом будет стыдно» С Олегом Ефремовым в фильме «Мама вышла замуж»
Фото: Fotodom.ru

Я приезжал к Тарковскому с юга весь загорелый, а он на меня глядел как на врага народа, как на предателя. И на роль Бориски поначалу не хотел меня пробовать. Говорил: «Колька зазвездился. Всюду снимается…» Тогда я действительно много снимался — до трех-четырех фильмов в год. Помню, Андрей мне говорил: «Коля, не торгуй собой, есть будет нечего, помирать будешь, не играй то, за что тебе потом будет стыдно». Но несмотря на его «педагогическое отчуждение», мы все равно любили друг друга.

— А в чем причина ваших размолвок? Ходили слухи, что всему виной Лариса Павловна, вскоре ставшая новой женой Тарковского?

— В Библии сказано: бойся женщин, губительниц царей. И Андрей, умевший выстраивать драматургию судеб героев своих фильмов, собственную судьбу выстроить не смог. Их отношения с первой женой Ирмой Рауш казались мне идеальными. И вдруг появилась какая-то ассистентка по реквизиту… Ну, у женщин есть инструменты, которыми они могут привязать мужчин… Да и дети часто становятся разменной монетой: если уйдешь, не увидишь ребенка. От Андрея отсекали всех, кого он прежде любил: и оператора Юсова, и меня. Коснулось это и сестры, и матери, которую он не видел около трех лет. Даже с Бондарчуком его рассорили, когда эти два гения потянулись друг к другу и хотели делать фильм о Достоевском вместе. Но яд клеветы развел двух гигантов. Я прежде думал, что нет во всем мире человека более сильного, непреклонного, знающего, чего он хочет, жертвенного, идущего за правдой до конца, делающего то, что он считает нужным. Но в жизни Андрей оказался человеком доверчивым и внушаемым.

Что касается переезда на Запад, и здесь ближайшее окружение Андрея помогло ему сделать этот роковой шаг, погубивший его, ускоривший его уход из жизни… Мне кажется, Андрей заболел потому, что потерял Родину, которую очень любил. Большего патриота, чем Тарковский, я не знаю. В годы, когда интеллигенция по ночам слушала «Голос Америки» и болтала на кухнях о прекрасном западном мире, Андрей частенько повторял: «Как бы трудно ни было, нужно жить и работать в России». И даже перед самым отъездом он сказал сестре Марине Арсеньевне: «Они меня отсюда не выпихнут…» 

С интервалом в полгода Тарковского видели в Италии два человека — Вадим Юсов и Глеб Панфилов. И оба рассказывали мне одно и то же: Андрей бледный, худой, злой, говорит, что не может здесь больше, что видит каждую ночь во сне свой домик под Рязанью, который он только-только обжил. Замечательный домик, наполненный и сегодня духовным присутствием Тарковского. Андрей туда рвался всем сердцем. Но близкие повторяли: нет, Андрей Арсеньевич, нам надо в Лондон, нам надо поправить дела…

Впечатления от всех встреч с Тарковским я записывал в свой дневник. Хочу рассказать об одной. Это было вскоре после съемок «Андрея Рублева». Выдался день, когда мы общались с Андреем 16 часов подряд. Встретились днем на «Мосфильме», потом я его увез к себе, отец нас покормил, как обычно. «Рублев» тогда был в большой опасности. Андрей все время жил под угрозой того, что фильм положат на полку. Он обратился ко всем моим родным, сидевшим за столом: «Пишите в Госкино, и родственники ваши пусть тоже пишут. Надо фильм спасать!»

Николай Бурляев с Лидией Федосеевой Шукшиной
«У меня было много предложений, режиссеры говорили, что очень хотят со мной работать, а в результате снимались другие. А мне объясняли: «Худсовет не пропустил» С Лидией Федосеевой Шукшиной в фильме «Трын-трава». 1976 г.
Фото: Анатолий Ковтун/ТАСС

Тарковский знал себе цену. Говорил: «Уровень режиссуры в этом мире настолько низок, что подняться над ним не составляет никакого труда. А я знаю, кто я такой, и ты это знай». Он был уверен в своей гениальности. И я в его гениальности не сомневался, но зачем, думал я, он говорит об этом вслух… В тот же день мы с ним по­ехали к главному редактору Госкино Евгению Даниловичу Суркову, от которого многое зависело. Пили чай, и Андрей говорил ему: «Вся надежда на вас, Евгений Данилович! Вы — наше все…» Буквально пел ему дифирамбы. Но как только мы вышли на улицу, Андрей с горечью произнес: «Дерьмо! Ничего он не сделает, палец о палец не ударит». Это покоробило меня, ведь только что он говорил этому человеку комплименты… 

Но для дела Андрей готов был и унизиться. Потом я позвонил Савве Ямщикову, нашему общему другу, консультанту «Андрея Рублева». Савва позвал нас к себе, где мы продолжили наш вечер. Мы с Андреем вышли на балкон, молча курим, и вдруг он говорит: «Ты мне самый близкий в жизни человек!» Я обомлел, такого я от него никогда не слышал. После нашего застолья часа в три ночи я его вез на такси домой, Тарковский спал, положив голову мне на колени. Я увидел, сколько у него седых волос, подумал: «Господи, Андрей, как же ты стал старый!» А ему тогда было всего 33 года… Я вспомнил, как мы ехали со съемочной площадки «Рублева». Съемки картины приближались к концу, и Андрей грустно сказал: «Вот, у вас сейчас все закончится. Начнется другая, нормальная жизнь. А я продолжу страдать…» Но он сознательно этот путь выбрал, путь страданий, путь пророка...

— Но ведь именно вы в итоге после «Рублева» попали в черный список артистов, не рекомендованных на главные роли.

— Да. У меня было очень много предложений, я пробовался, режиссеры говорили, что очень хотят со мной работать, а в результате снимались другие. А мне объясняли: «Худсовет не пропустил». Потом я узнал от сотрудника Госкино, что было тогда три актера, которых негласно не рекомендовали снимать в нашем кино. Это Инна Чурикова, Ролан Быков и я. Мол, эти актеры по облику, по психофизике — не советские… В этом меня упрекали не только после «Рублева», но и после «Игрока», который по роману Достоевского снял Баталов. Это была третья режиссерская работа Алексея Баталова, совместный проект с Чехословакией. Он уже снял до этого прекрасные «Три толстяка» и «Шинель». 

Премьера «Игрока» была в Праге, а потом у нас. Но три критика выдали нелестные рецензии, в широкий прокат кино не попало. Баталов был этой историей ранен и прекратил как режиссер снимать фильмы. А картина-то получилась замечательной! Просто Алексей Владимирович не сумел защитить фильм и себя. А режиссеру нужно быть бойцом. Когда я стал режиссером и снимал своего «Лермонтова», меня невозможно было остановить какими-то проблемами, а потом невозможно стало сломать, убедив, что фильм не­удачный. Меня же вместе с Бондарчуком пытались растоптать на V съезде кинематографистов СССР…

Николай Бурляев с Михаилом Ульяновым
«Режиссер предложил мне роль поэта Ивана Бездомного. Но я заявил: «Есть лишь одна роль, которую я бы сыграл. И, возможно, только я один в нашем кинематографе к этому сегодня готов. Иешуа» С Михаилом Ульяновым в фильме «Мастер и Маргарита». 1994 г.
Фото: ТАСС

— Скажите, какой Баталов был в работе как режиссер?

— Очень нежный, трогательный и, по сути, беззащитный. Жена Алексея Владимировича Гитана очень ласково называла его «кисичка», и мы с моим партнером и другом Васей Ливановым между собой его тоже именовали «кисичка». Помню, когда мы начинали нашу работу, Баталов репетировал каждую сцену, потому что он актер мхатовской школы. А я не люблю репетиции вообще, в силу психологических причин. Я заикаюсь с детства, и мне, для того чтобы преодолеть это, необходимо полностью войти в образ, поверить в то, что я уже другой человек, настроиться. А репетиция — это обычно прогон вполсилы. Значит, я буду еще собой. И я попросил: «Алексей Владимирович, сядьте на стул за камерой. И давайте снимать. 

Не требуйте репетиции, я вам все сделаю в дубле». — «Ну как же, нужно же…» — «Ну я прошу вас, сядьте». Он сел, и я ему все сделал. И он принял мой метод работы. Я Баталову очень благодарен, ведь Алексей Владимирович именно тот режиссер, который мне позволил перейти из состояния мальчика в состояние мужа. До того я все играл отроков… На съемках «Игрока» я понял, что значит быть артистом-профессионалом. Нужно уметь отсечь все окружающее, сосредоточиться, прорваться ввысь, подключиться к высшей энергии. Если ты к ней подключишься, можешь творить чудеса.

— А вы помните момент, когда это произошло?

— Как-то был обеденный перерыв. И я понимал, что должен остаться в павильоне, потому что мне предстояла очень трудная сцена. И я начал себя готовить. Лежу на диване в темноте и повторяю: «К Тебе стремлюсь, води моей душою, благослови сказать святое слово! К Тебе стремлюсь...» И все, два-три вздоха, и я уже там, и никого нет рядом… Здесь все очень тонко. Бог может дать, а может и не дать вознестись к Нему…

— Фильм «Военно-полевой роман» Петра Тодоровского, в котором вы сыграли главную роль, повторяют довольно часто, но я всякий раз не могу оторваться. Не зря его номинировали на «Оскар». Как вы попали в руки такого талантливого режиссера и замечательного человека?

— Я ожидал этой роли всю жизнь. Потому что в фильмах у Тарковского я — не я, а он, Тарковский. А в «Полевом романе» это я. Петр Ефимович написал гениальный сценарий. Я читал его и плакал. Пришел к Тодоровскому на пробы. Мы с ним не были близко знакомы, издали только раскланивались. А тут я его при встрече обнял и говорю: «Заканчивайте пробы, эту роль я никому не отдам». Оказывается, я был его первым кандидатом, но он засомневался, как мы с Чуриковой будем выглядеть в паре, как муж и жена, и отодвинул эту идею… Когда шли съемки, я просто купался в счастье. Знал, что фильм получится прекрасный. Сценарий гениальный, снимает сам автор. Это была история из его жизни. Тодоровский не только отличный режиссер, но и прекрасный оператор и композитор. Просто Чаплин! Прокола быть не могло.

А вот Наташа Андрейченко очень нервничала во время съемок. Ведь ролей с такой амплитудой психологических колебаний почти нет: от королевы на фронте до падения на дно после войны и потом возрождение, как у Галатеи. Она очень переживала, что не справится. Однажды мы грелись в машине перед съемками сцены с пирожками. На улице было очень холодно, и Наташа расплакалась у меня на плече. Я как-то пытался ее утешить. Сомнения и неуверенность в своих силах у каждого художника есть. Начиная фильм, мы не знаем: как получится? Даст ли Бог нам это сделать?

Николай Бурляев с Евгением Жариковым
«На съемках «Иванова детства» Тарковский работал со мной как со взрослым профессионалом. Еще на пробах предупредил: «Ты должен будешь прямо перед камерой заплакать. Но по?настоящему, а не с помощью лука» С Евгением Жариковым в фильме «Иваново детство». 1962 г.
Фото: Мосфильм-Инфо

— А у вас были моменты, когда вы понимали, что сделать ничего не сможете?

— Ну, я и сейчас в таком периоде. Я двадцать пять лет отказываюсь после Иешуа Га-Ноцри играть во всевозможной рыночной пошлости, которую мне предлагают.

— Как вы решились играть Христа в фильме по «Мастеру и Маргарите» Булгакова?

— Риск был огромный. Режиссер Юрий Кара предложил мне роль поэта Ивана Бездомного, но я однозначно ответил, что мне это не интересно. А потом уверенно заявил: «Есть лишь одна роль, которую я бы сыграл. И, возможно, только я один в нашем советском кинематографе к этому сегодня готов». — «Какая роль?» — «Иешуа». Режиссер сделал мне кинопробу и утвердил. Вскоре мне позвонил радостный ассистент: «Надо подписать контракт». А я отказался. Но через год согласился. И вот мой первый рабочий день. Меня одели, загримировали. Снимали сцену, когда Понтий Пилат отправляет на казнь трех разбойников. 

Сейчас режиссер выкрикнет: «Внимание, приготовились, мотор, начали!» И в этот момент я понимаю, что абсолютно не готов. Это был самый страшный миг в моей жизни — я всех подвел. А говорил: я один готов, я один могу… И вот оказалось, я бездарность, полное ничтожество, зажатое, закомплексованное существо, наряженная в исторический костюм пустота. И тут режиссер, который был в десяти метрах от меня за камерой, крикнул: «Да ведь он же всех любит!» Как молнией меня пробила эта фраза! В голову мою потек свет, переполняющий меня любовью. Я полюбил всех: Понтия, римлян, евреев из массовки, толпящихся вокруг, абсолютно всех… Это был важнейший миг, словно силы небесные пришли мне на помощь.

— Вас же благословили на роль Христа в Иерусалиме у Гроба Гос­подня…

— Знаете, если бы я тогда благословение не получил, я бы все равно играл. Я уже решил. И потом было косвенное благословение, о котором мне сказала моя сестра Людмила. Когда она узнала, что я хочу это делать, она поехала на остров Залит под Псковом к отцу Николаю Гурьянову. К этому святому старцу ездило пол-России. Он ее принял, сестра пожаловалась: «Брат хочет играть Иешуа Га-Ноцри, мы все против, мы его отговариваем». И старец ей говорит: «А зачем вы отговариваете? Все по промыслу Божьему. Так будет». Она ожидала другого…

— Вы же не всегда были человеком религиозным? Насколько я знаю, крестик у вас появился, только когда Андрей Тарковский на вас его надел на «Андрее Рублеве» — в качестве реквизита.

— Да, оловянный крестик. Андрей сам его затирал, чтобы крестик не выглядел новым, сам на веревочку вешал… Этот крестик долго потом был на моей груди. После съемок «Андрея Рублева» архимандрит Алипий, настоятель Псково-Печерского монастыря, мне подарил золотой крест 1861 года с цепью из золота. Тогда я часто ездил в этот монастырь, и мы подружились. Я присутствовал на службах, жил в келье, где мебель еще наполеоновских времен. Очень любил эту тихую атмосферу монастыря, перезвоны колоколов, иконы, лампады, горящие свечи... Там такой покой! Я даже не сразу осознал, что архимандрит Алипий стал первым моим духовником, он ведь ничего мне не навязывал. И однажды за чаем сказал пророческие слова: «До тридцати лет тебе будет просто, а потом трудно. Но ты справишься». И оказался прав. Стало тяжело. И чем дальше иду по жизни, тем тяжелее…

Николай Бурляев с Галиной Беляевой
«Когда я стал режиссером и снимал своего «Лермонтова», меня невозможно было остановить какими-то проблемами, а потом невозможно сломать, убедив, что фильм неудачный. Режиссеру нужно быть бойцом» С Галиной Беляевой в фильме «Лермонтов». 1986 г.
Фото: Мосфильм-Инфо

Но я продолжаю идти напролом, прямой дорогой, никуда не сворачивая и не заигрывая. Доказательство — форум «Золотой Витязь», он за 27 лет стал одним из самых значительных духовных движений России. Быть может, это самое важное, что я в жизни сделал. Роли свои не оцениваю. «Золотой Витязь» — это то же самое, как свой колокол отлить. И я это, как и Бориска из «Андрея Рублева», по наитию делал. Зато сейчас стал профессионалом фестивального движения. За 27 лет организовал сто масштабных форумов кино, театра, музыки, литературы, живописи, боевого искусства. И очень благодарен тем, кто меня поддерживает. Никита Михалков — мой друг, единомышленник и долгие годы почетный председатель кинофорума «Золотой Витязь».

— А ваш сын Иван Бурляев по-прежнему арт-директор фестиваля?

— Уже нет, он сконцентрировался на композиторском творчестве. Писал музыку к фильмам «Грозовые ворота», «9 рота», «Мы из будущего», «Притяжение», «Салют-7», «Т-34». А одна из пятерых моих детей — дочка Маша — выучилась на актрису, правда, вопреки воле отца. Сейчас она от актерства отошла, своими тремя детьми занимается, пишет стихи и песни свои исполняет. Сын Георгий окончил юридический институт, живет в Минске, серьезно занимается бодибилдингом. Он тренер. Младший сын Илия окончил с красным дипломом строительный университет. Сейчас учится в аспирантуре Института мировых цивилизаций и параллельно заочно в Московской духовной академии. Младшая Дария окончила регентские курсы в Московской духовной академии, сейчас учится на втором курсе консерватории, на факультете хорового дирижирования. Сыновей и старшего внука Никиту каждый год вожу на Афон. В этих поездках они плотно общаются, тянутся друг к другу, понимая, что все мы — Бурляевы.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Астрологический прогноз на апрель 2024 года
«Завершающийся март оказался месяцем, невероятно увлекательным с астрологической точки зрения. Но предстоящий апрель готов побить его рекорд. Судите сами!» — говорит практикующий ведический астролог Ирина Орлова.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог