«В «Зимний вечер в Гаграх» помимо Евстигнеева пробовали Евгения Леонова, Олега Ефремова. Леонов в этой роли, конечно, смотрелся весьма экзотично. А Евгений Александрович очень ревностно отслеживал весь процесс, постоянно приходил на студию, звонил мне — в общем, «прессовал». Но я держался, как партизан, не сознавался, что вижу в главной роли только его», — рассказывает генеральный директор киноконцерна «Мосфильм» режиссер Карен Шахназаров.
— Карен Георгиевич, первый фильм, который принес вам успех, — «Мы из джаза». Как возникла идея снимать кино на таком сложном историческом материале: эпоха 20-х, советский джаз?
— Я, честно говоря, взялся за этот сюжет, потому что в то время мне ничего другого не давали делать. У меня был довольно сложный период после дебютной картины «Добряки». Несмотря на то что на «Мосфильме» мне предложили уже готовый утвержденный сценарий, «Добряки» стали самой порезанной моей картиной — цензоры разглядели иронию над советской действительностью. Ко мне в монтажную приходил заместитель Сизова, директора «Мосфильма», лично контролировал, чтобы я вырезал крамольные сцены. Это была моя дебютная картина, и, чтобы остаться в профессии, я не возражал. Хотя понимал, что подобные правки картину не украсят. В итоге «Добряки» в прокате прошли «вторым экраном».
Потом началась череда неудач: сценарий, который мы написали с Сашей Бородянским, «Дамы приглашают кавалеров», мне снимать не разрешили (фильм по этому сценарию впоследствии снял Иван Киасашвили. — Прим. ред.). Меня запустили с другим сценарием, но и ту картину закрыли… Я даже думал из кино уходить. Но случайно, сидя вечером дома у телевизора, увидел программу про советский джаз. Я не могу сказать, что был воспитан джазом, напротив, я принадлежал к поколению «битлов», «роллингов»… Но тема понравилась. Я позвонил Саше Бородянскому: «Двадцатые годы, становление джаза в Советском Союзе. Может, займемся этим?» Он согласился. Мы быстро написали заявку — что-то бравурное про первых советских джазменов, которые преодолевают все препятствия на тернистом пути к признанию… И нам ее утвердили! Но, как выяснилось, материалов по нашей теме было очень мало, и мы стали ходить за консультациями к тем, кто стоял у истоков советского джаза.
Например, был такой Александр Варламов — фигура легендарная. Он наравне с Александром Цфасманом был пионером в этой области. Цфасмана уже не было в живых, а к Варламову мы приехали куда-то на окраину Москвы. Дверь нам открыл разбитый старик. «Зря мы, наверное, пришли», — думаю. И вдруг этот человек садится за рояль, и начинают оживать картины… Два часа он нам рассказывал, показывал, играл… Мы и смеялись, и плакали — это было так интересно! Многие его рассказы, так или иначе, вошли в картину, например, история, как наши герои перед ворами выступают, или история иностранной певицы, приехавшей на гастроли в СССР. В фильме мы сделали ее темнокожей и назвали Клементиной Фернандес. (Ее роль исполнила Лариса Долина. — Прим. ред.) Мы ходили и к другим, куда более знаменитым «рассказчикам» — композиторам Никите Богословскому и Сигизмунду Кацу, легендарным артистам эстрады Марии Мироновой и Александру Менакеру. Все они нам очень помогли. Были и клубы любителей джаза… В общем, мы стали настоящими специалистами. И родился сценарий.
— А Евгений Евстигнеев, сыгравший вора в законе, консультировал вас? Он ведь был большим знатоком джаза.
— Только я этого тогда не знал. Евстигнеева пригласил потому, что именно он виделся мне в роли одесского воровского авторитета. Уже на съемках выяснилось, что Евгений Александрович в юности был барабанщиком. Это ведь импровизация, когда в ресторане он стал отстукивать ритм по краю стола вилкой и ножом. Хотя сниматься в эпизоде у начинающего режиссера, то есть у меня, он сначала не хотел. Можно сказать, я его уговорил — звонил, объяснял, что не мыслю без него картину, и тому подобное. Он был очень занят на других съемках, но откликнулся: «Хорошо, я сыграю. А сколько съемочных дней?» — «Четыре». — «Сыграю за два дня, но пусть директор картины позвонит мне». И уже с директором они договорились, что Евстигнеев отработает две смены, но заплатят ему как за четыре.
— А как подбирали главных героев?
— Я хотел снимать молодых актеров, но боялся, что мне могут не утвердить на главные роли неизвестные лица. Поэтому начинающих артистов разбавил популярными. Так появилась команда: молодые Игорь Скляр, Александр Панкратов-Черный, Николай Аверюшкин и примкнувший к ним «ветеран» Петр Щербаков.
На «Мосфильме» картину запустили в кинообъединении, которым руководил Георгий Николаевич Данелия. Помню, вернулся он в Москву со своих съемок и решил нас проверить: «Покажите материал». После просмотра разругал нас с Бородянским ужасно. Дал такие рекомендации, что мы поняли: картину надо или закрывать, или снимать заново. Но мы решили рискнуть — ничего переделывать не стали и досняли картину, как задумывали. С нашей стороны это была, конечно, дерзость, но надо отдать должное Георгию Николаевичу, он все «проглотил» — и принял готовый вариант картины, не заикнувшись про свои прошлые замечания. Ему понравилось. Впоследствии у нас с Данелией сложились самые теплые и дружеские отношения. Мы очень много общались, в гости друг к другу ходили… Последний раз я приехал к нему в его день рождения, это было незадолго до его ухода. Георгий Николаевич был совсем слабенький, худенький… Я тогда начинал снимать фильм «Анна Каренина. История Вронского» и поделился: «Боюсь этой работы. Такой материал, такой масштаб… Страшно!» А он так спокойно и просто сказал: «А ты упрись». Хорошие слова — они мне очень помогли и помогают.
— Есть люди, с которыми вы работали из картины в картину. Тот же Бородянский, Панкратов-Черный, Евстигнеев…
— Когда мы с Бородянским работали над сценарием «Зимний вечер в Гаграх», главную роль писали уже персонально под Евстигнеева. Но ему ничего не говорили. Просто, когда картину запустили в производство, первым артистом, кому я послал сценарий, был Евгений Александрович. После чего он сам мне позвонил и сказал: «Я очень хочу играть эту роль. Очень!» Но мне предстояло провести официальные пробы, которые должен был утвердить худсовет. Мы сделали пробу и с ним, и с другими артистами, ведь это была обязательная часть подготовительного периода. Помимо Евстигнеева пробовали Евгения Леонова, Олега Ефремова. Леонов в этой роли, конечно, смотрелся весьма экзотично. А Евгений Александрович очень ревностно отслеживал весь этот процесс, постоянно приходил на студию, звонил мне — в общем, «прессовал». Но я держался, как партизан, не сознавался, что вижу в этой роли только его. Зато, когда удалось официально на худсовете утвердить его кандидатуру, я вздохнул с облегчением — теперь можно было раскрыть перед Евстигнеевым карты.
— А как у Евстигнеева обстояло дело с танцами? Понятно, что был дублер. Но, может быть, Евгений Александрович проявлял инициативу?
— Нет, нет, он танцевать, конечно, не мог, хотя был очень музыкальным и пластичным. За него танцевал Володя Кирсанов — замечательный балетмейстер, чечеточник, в фильме вы видите его ноги. К сожалению, Владимир от нас недавно ушел — умер от последствий коронавируса.
А героя Евстигнеева в молодости сыграл Аркадий Насыров. В фильме есть кадры круиза героя на пароходе. В то время по Крымско-Кавказскому побережью Черного моря курсировал трофейный корабль немецкого производства «Адмирал Нахимов», очень красивый. И мы решили снять на нем одну сцену. В Гагры корабль зайти не мог, поэтому на съемки мы выехали в Сочи, где он стоял на рейде. Мы подошли к нему на катере, поднялись на палубу, сняли несколько кадров с молодым героем, потом по приглашению капитана пообедали в офицерском кубрике. И когда на том же катере поплыли обратно к берегу, оператор вдруг сказал: «Слушай, у меня в кассете пленка осталась, метров пять, давай «добьем», все равно выбрасывать после перезарядки». И он снял, как корабль уходит из кадра по мере того, как мы от него отдаляемся, — очень кинематографично получилось, так что при монтаже я вставил эти кадры в картину. Теперь их можно считать историческими — примерно через полгода «Адмирал Нахимов» затонул, столкнувшись ночью с сухогрузом. В результате этой крупнейшей в СССР морской катастрофы погибло более четырех сотен человек…
Помимо Евстигнеева, в «Зимнем вечере…» я планировал продолжить работу и с Игорем Скляром. Утвердил его на вторую главную роль. Но вышло так, что после успеха «Мы из джаза» Скляра в свой театр пригласил Лев Додин. Конечно, Додин — величина, авторитет в театральном мире. Но он неохотно отпускал актеров работать в кино. У него все артисты, даже не занятые в той или иной сцене, должны были присутствовать на репетициях. В итоге Игорю в театре назначили лишь один выходной в неделю. Тогда я по традиции сам поехал отпрашивать артиста, с Додиным мы встретились в Московском отделении ВТО. Я объяснил, что утвердил Скляра на главную роль, просил, чтобы его отпустили на время съемок. Но Додин был непреклонен: «У артиста есть выходной, пусть в этот день и снимается». Для нас это было неприемлемо — видеть исполнителя главной роли на съемках раз в неделю. Пришлось поставить Игоря перед выбором: либо снимаешься и рискуешь потерять место в театре, либо расстаешься с этой ролью. Игорь выбрал театр. И его можно понять: он мечтал реализоваться как драматический актер, кроме того, от театра ему обещали квартиру. Тогда я пригласил на главную роль Панкратова-Черного, он шел у меня вторым в списке претендентов. И я очень доволен, как Саша эту роль сыграл. С Игорем получилась бы абсолютно другая картина.
— В этом фильме Наталья Гундарева играет капризную «примадонну». А как она себя вела вне кадра?
— Несмотря на популярность, никакой звездности и заносчивости в Гундаревой не ощущалось. Наташа была очень демократичным, живым, жизнерадостным человеком. Но мне пришлось упрашивать ее сыграть певицу. Для Гундаревой эта эпизодическая роль была, конечно, проходной — карьера ее тогда вошла в зенит. Признаю, что и роль в сценарии была прописана достаточно плоско, но ни времени, ни возможности усложнить ее у нас с Бородянским не было. Поэтому мне нужна была очень хорошая актриса. Есть такой прием: возьмите на плоскую роль хорошего актера, и он наполнит ее собой и сделает объемной.
— Эпизод получился очень ярким!
— Да — благодаря Наташе. А я ведь, кстати, сначала Аллу Пугачеву приглашал на эту роль. Но Алла Борисовна — женщина умная, сразу сказала: «Так это же будто про меня! Нет, не хочу, все будут думать, что это я и есть. Давай лучше сделаем другой фильм — целиком на основе моей биографии. Там я и сыграю главную роль». У Аллы в голове уже зрел сценарий этого фильма, и она делилась со мной своими идеями. Но дальнейшего развития у этого разговора не было.
— За Наталью Гундареву в фильме пела Лариса Долина. В недавнем интервью нашему журналу Лариса Александровна с теплотой вспоминала работу с вами. А вот Инна Чурикова в фильме «Курьер» у вас поет сама! Как вам удалось ее уговорить?
— Уговаривать Чурикову пришлось, но не петь, а вообще участвовать в картине. Потому что Инна Михайловна в тот период не очень охотно соглашалась сниматься у кого-то помимо своего мужа — режиссера Глеба Панфилова. Но мне удалось ее заинтересовать. А с песней получилась импровизация, в сценарии этого эпизода не было. Когда снимали сцену разговора матери и сына, мне захотелось ее как-то оживить. И я предложил Феде Дунаевскому, который немножко играл на гитаре, сымпровизировать: «Сможешь наиграть что-нибудь?» Он отвечает: «Знаю из репертуара группы «Земляне» песню «Трава у дома». И вот Федор начинает тихонько наигрывать и напевать эту песню. И вдруг Инна Михайловна подхватывает ее и затягивает абсолютно на свой манер. Мне это так понравилось, что я не стал останавливать артистов. Только шепнул оператору: «Давай, «наезжай» на Чурикову, снимай ее крупный план!» В итоге эта сцена снята одним куском, одним кадром, одним дублем.
— Как получилось, что вы пригласили режиссера Владимира Меньшова в свою картину актером?
— Разве это редкость, когда состоявшийся режиссер выступает в качестве актера? Когда я был еще студентом ВГИКа, наш мастер Игорь Васильевич Таланкин запустился с картиной «Выбор цели» и взял меня ассистентом. Главную роль — ученого Игоря Курчатова — у него играл Сергей Бондарчук, уже титулованный режиссер. В коллекции его наград был даже «Оскар» за «Войну и мир». Помню, однажды Сергей Федорович в гриме и в костюме Курчатова, перед тем как выйти на съемочную площадку, осматривал себя в большом зеркале. И, поправляя на курчатовском пиджаке бутафорскую звезду Героя Соцтруда, обронил: «Да, а мне вот только этой награды и не хватает».
Что касается другого оскароносца — Меньшова, я его не просто как актера пригласил… Я имел возможность иногда наблюдать Володю в различных обстоятельствах и чувствовал его человеческую суть. И мне для этой роли нужен был именно такой человек. Надо сказать, согласие на съемки Меньшов дал легко. В этой работе мы и подружились. Как говорится, «совпали» и до последних дней много общались, встречались, дискутировали, ходили друг к другу в гости, постоянно созванивались. У нас были близкие, доверительные отношения, ведь совпадали и наши политические взгляды, мы оба государственники. Володя еще у меня снимался в «Городе Зеро», сыграл прокурора. И здорово сыграл! Он выдающийся актер и очень мощная личность.
— Он последние годы не хотел снимать? Или не было сценария? Вы об этом говорили с ним?
— Я думаю, он не мог найти то, что ему страстно захотелось бы снимать. Так бывает с режиссерами. Тем более когда ты уже познал успех, подобный тому, что был у Меньшова после фильма «Москва слезам не верит». А нащупать что-то равновеликое очень трудно… Успех в определенной степени губителен, потому что его всегда хочется повторить, а это невозможно.
— Есть фильмы, которые не теряют актуальности на протяжении многих лет. Это и «Москва слезам не верит», и ваш «Курьер»... В чем секрет?
— Да, отрадно, что фильм до сих пор смотрит молодежь. А просто мало что с тех пор изменилось. В любую эпоху всякий молодой человек неуверенно входит во взрослую жизнь, находится со своим настоящим и будущим в некоем конфликте — об этом и фильм. А я, как автор и режиссер, и тогда был на стороне молодых, и сейчас остаюсь. Меня иногда спрашивают, особенно люди либерального направления: «А как же вы такой фильм сняли, будучи консерватором?» На что я отвечаю: «Поймите, я был бы полным идиотом, если бы не изменился». Если ты в шестьдесят с лишним лет думаешь так же, как в семнадцать, ты просто глупец. И этот переход должен быть естественным. Как говорит в фильме Иван: «Мы перебесимся и будем такими же, как вы».
— В фильме поколение взрослых и их логику у вас, кроме Меньшова, представляет Олег Басилашвили…
— Роль профессора Кузнецова я изначально предлагал Олегу Табакову. Мы специально встречались, но было видно, что он колеблется, сомневается. А я не стал настаивать и предложил сниматься Басилашвили. Олегу Валериановичу роль сразу очень понравилась, а он очень понравился мне. И после «Курьера» Басилашвили у меня много снимался. Но вообще-то я с ним познакомился еще совсем юным — когда по его милости двое суток прожил в аэропорту!
Я уже упоминал работу ассистентом у своего мастера Игоря Таланкина на съемках «Выбора цели». Мы полтора месяца провели в Крыму, в том числе снимая сцены с участием Юрского и Басилашвили (они играли Оппенгеймера и контрразведчика Пэша). Мне поручили встретить их обоих в аэропорту Симферополя. Юрский прилетел, а Басилашвили на рейсе из Ленинграда не оказалось. Мобильных нет, связаться невозможно. Я отправил Сергея Юрьевича на такси в Севастополь одного, а сам остался ждать второго артиста. В итоге двое суток я ночевал на каких-то лавочках и с надеждой бегал встречать каждый рейс из Ленинграда… Мои ожидания не пропали даром — Басилашвили все-таки прилетел, как оказалось, его задержали какие-то срочные дела. И вот ведь как в кино бывает: ничего из материала, снятого в Крыму, в фильм не вошло. Когда же я рассказал об этом нашем первом знакомстве Басилашвили, выяснилось, что по тем съемкам он меня не запомнил.
Зато после «Курьера» мы с ним подружились, хотя, в отличие от Меньшова, у нас с Олегом Валериановичем диаметрально противоположные политические взгляды. Бывает, мы спорим до одури, потому что Басилашвили ярый либерал. Но это никогда не влияло на наши отношения — они остаются замечательными. Я считаю Олега великим артистом, без каких-либо оговорок.
— Мне кажется, роль порочного папы римского — Александра VI Борджиа, сыгранная Басилашвили в вашем фильме «Яды, или Всемирная история отравлений», открыла Олегу Валериановичу дорогу к роли Воланда в сериале «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко.
— Да, наверное. Кстати, когда Басилашвили получил это предложение, он со мной советовался: играть ему Воланда или нет. И дело тут не в трепете перед мистической ролью и не в суеверии. А в том, что Басилашвили — Художник с большой буквы. «Карен, ну какой я Воланд? — сомневался он. — Да и возраст у меня… Наверное, не стоит соглашаться? Как ты думаешь?» Я говорю: «Олег, ты с ума сошел? Такая роль, может быть, раз в жизни приходит! А тебе ее предлагает отличный режиссер! Как можно отказываться?! Как можно сомневаться, если режиссер в тебе не сомневается?» Он приободрился: «Значит, думаешь, стоит сыграть?» — «Непременно», — говорю.
А в нашем фильме было так, что изначально я утвердил Басилашвили лишь на одну роль — полоумного пенсионера Прохорова. А вот актера на роль зловещего папы римского никак не мог найти. И вдруг пришла идея, чтобы Басилашвили сыграл обе главные роли! И он с радостью согласился.
— Сложно было снимать эту картину? Все-таки в фильме пересекаются две эпохи, массовые сцены, невероятные костюмы!
— Художником на этой картине у меня была Людмила Кусакова, а художником по костюмам — Светлана Титова. С Кусаковой мы постоянно работали после «Города Зеро», для которого она мне создавала декорации. Последней нашей совместной работой стала «Палата № 6». Кусакова выдающийся художник. Но год назад ее не стало. «Яды...» действительно были очень сложной картиной. Помню, мы готовили сцену бала в папском дворце, и нам требовалось снять гигантского быка, которого ведут через толпу гостей. Специалисты предупредили — поведение этого животного спрогнозировать невозможно: если ему что-то не понравится, он все разнесет. Так что на всякий случай на съемке должны присутствовать охотники-снайперы. Мы договорились с полицией, чтобы нам выделили двоих снайперов. Съемку назначили на воскресенье, когда на студии никого, кроме нашей группы, не было. Гигантского быка прямо в трейлере подкатили к павильону. К счастью, все обошлось, бык в кадре прошествовал спокойно.
Сына папы Чезаре Борджиа у нас сыграл Андрей Панин. Я считаю, что в своем поколении он был одним из лучших актеров. Большое несчастье, что он ушел. Панин сыграл у меня в трех картинах: первый раз в «Дне полнолуния» — небольшую, но важную роль. Потом в «Ядах...» — Чезаре и во «Всаднике по имени Смерть» — террориста Жоржа. Андрей был таким дисциплинированным, что я даже не подозревал о его проблемах с алкоголем. Абсолютно адекватный, профессиональный, четкий человек, хотя и закрытый.
— Вам несколько раз доводилось снимать Георгия Буркова. А его «слабость» не мешала работе?
— Да, если Бурков начинал выпивать, затормозить его было довольно сложно. На съемках «Добряков» порой срывался. А у него главная роль, не останавливать же съемки! И Жора выходил на площадку, работал стоически, с актерской задачей справлялся в любом состоянии. Правда, дикция страдала. Но он мне сказал: «Карен, ты не волнуйся, у меня такие губы, что на экране артикуляция будет не заметна. А потом в студии я все исправлю — озвучу как надо!» Так оно и получилось в итоге. Человеком Бурков был изумительным. Потрясающий рассказчик, умный, необыкновенно эрудированный. И выдающийся артист. Фактура у Буркова, конечно, была не для главных ролей. Но мне повезло: я смог ему предложить именно главные роли — в «Добряках» и в своем дипломном короткометражном фильме.
— Вашей дипломной работой во ВГИКе стала короткометражка «Шире шаг, маэстро». Одну из главных ролей в картине сыграла Нина Гребешкова, а председателем экзаменационной комиссии был Леонид Гайдай, ее муж. С вашей стороны это был расчет?
— Это была абсолютная случайность, потому что нельзя знать заранее, кто будет председателем ГЭКа. На эту ответственную миссию обычно приглашали кого-нибудь из известных мастеров, не работающих во ВГИКе. Я же в свой фильм пригласил Нину Павловну Гребешкову просто потому, что она мне нравилась как актриса. У нас с ней сложились милейшие отношения. А когда я вдруг узнал, что председателем ГЭКа будет Гайдай, конечно, подумал, что мне это на руку. Ведь за дипломную картину надо было обязательно получить пятерку. Ведь тогда ты имел право претендовать на самостоятельную картину. А с четверкой и ниже — дорога во вторые режиссеры…
И вот экзаменационная комиссия посмотрела мой фильм и вызвала меня для обсуждения. Вижу: Гайдай сидит мрачнее тучи. И вопрос он мне задал какой-то каверзный… Я, конечно, был совершенно не готов к такому повороту событий и вышел из просмотрового зала растерянным. Но все-таки поставил мне Гайдай пятерку. Потом Нина Павловна позвонила и сообщила: «Ты знаешь, Лёне очень понравилась твоя картина». Я говорю: «Странно… По нему не было видно, что фильм ему понравился». — «Ты его просто не знаешь. Лёня всегда такой», — утешила меня Гребешкова. Я потом с Леонидом Иовичем познакомился ближе, мы работали в одном кинообъединении. Он действительно всегда внешне оставался очень мрачным человеком — никогда не подумаешь, что перед тобой великий комедиограф.
— Карен Георгиевич, вы не только успешный режиссер, сценарист, руководитель киноконцерна «Мосфильм», но и продюсер. Над каким проектом работаете сейчас?
— Не так давно закончил фильм «Владивосток». Эта история родилась из моих воспоминаний. Во времена моего детства был такой популярный французский фильм Марселя Карне «Набережная туманов» с Жаном Габеном и Мишель Морган. Сегодня его никто не помнит, а вот мои впечатления о нем до сих пор живы. Они и породили сюжет этой истории любви в портовом городе. Сценарий мы написали вместе с Алексеем Бузиным, с которым уже работали над «Карениной...». Я же выступил и продюсером этого фильма. «Владивосток» — современная молодежная любовно-криминальная история. Как когда-то в «Мы из джаза», в главных ролях решили снимать начинающих артистов. Известных имен в этом фильме почти нет. События разворачиваются во Владивостоке в наши дни. Там замечательная натура, и оператор ее очень хорошо снял. Снимали и монтировали мы в пандемию, но справились. Только что фильм участвовал в конкурсной программе «Кинотавра», и скоро «Владивосток» выйдет в широкий прокат. Знаете, я в кино уже почти 50 лет, а все равно всякий раз с замирающим сердцем жду зрительской оценки каждой новой своей картины.
