Леда, немолодая женщина невротичного типажа, приезжает на островок в Греции, чтобы отдохнуть и набраться вдохновения для книги. Но, очевидно, покой ей может только сниться: мало того, что сюда же заявляется обширное семейство, явно принадлежащее к криминальным кругам, которому она еще и умудряется слегка встать поперек горла, так еще и сонм личных конфликтов гложет. Ситуацию с беспокойными соседями слегка разрешает внезапная помощь в поисках дочери; Леда находит и приводит ее к обеспокоенной матери, красивой, но печальной Нине. Правда, зачем-то крадет любимую куклу девочки, что превращается в новый головняк для обитателей всего пляжа. Постепенно женщина сближается с молодой мамой и их общение перетекает из легких смолл-токов о материнской судьбе в довольно навязчивое состояние странной зависимости.
Режиссерский дебют Мэгги Джилленхол, представленный в программе Венецианского кинофестиваля, получил приз за лучший сценарий. Можно понять, что покорило жюри, наполовину состоящее из женщин, во главе с автором «Паразитов» Пон Чжун-хо: «Незнакомая дочь» — своего рода манифест о материнстве в ракурсе современной этики. Свободу каждой женщине, но не каждой женщине ребенка: некоторые просто не справляются с ролью матери (как и некоторые мужчины – с ролью отца). Леда – классическая несостоявшаяся в жизни женщина, молодость которой с внезапно нахлынувшим родительством сошла с рельс. Сама переписавшая книжный оригинал Элены Ферранте, Джилленхол насыщает свой фильм множеством персонажей и лейтмотивов: тут и та самая кукла, выполняющая роль шкатулки памяти, и многочисленные душевные травмы каждого персонажа, и много чего еще.
Проблема в том, что в итоге фильм оказывается таким интеллектуальным, что живого места на нем почти не остается. Главным ретранслятором идей режиссерки становится лауреатка премии «Оскар» Оливия Колман – талантливейшая актриса в роли Леды; которая, кстати, в книге была итальянкой (отсюда и имя), а в экранизации превратилась в чистокровную американку, сбежавшую от проблем в объятия европейского рая, оказавшегося чистилищем. Буквальным: вытопка травм прошлого, которые материализуются в окружающих ее людях, в конечном итоге приводит к относительно счастливому финалу с закрытием застарелых гештальтов на почве несостоявшейся семейной жизни. Вот только между накоплением пассивной агрессии в героине и принятием своего прошлого толком не происходит ничего, что могло бы подтолкнуть не только ее, но и зрителя к нужным выводам.
Трансформация идет в душе героини, и это лишь умозрительность. Возможно, чтобы до конца понять и прочувствовать «Незнакомую дочь», надо быть хоть чуть-чуть женщиной, или, скорее, хоть чуть-чуть понимать, что такое материнство для самой женщины, а не для окружающих ее мужчин. Но подключиться к фильму не получается: головой понимаешь, что происходит с Ледой, что она чувствует и переживает, но сердце молчит. Как будто сцепку между разумом и чувствами закоротило. Возможно, есть какой-то особый уровень интеллекта, на котором ты все еще остаешься человеком, но продолжаешь аккумулировать всю энергию измученного насупленным фестивальным кино мозга. К нему и апеллирует Джилленхол. Но, думается, знающие люди и так все понимают, а те, кому бы стоило знать, не поймут, зачем им смотреть на почти два часа рефлексии Оливии Колман с чужой куклой в руках.
{current_photo_index}/{total_photo_count}
