Годлок (Юэль Киннаман) праздновал Рождество со своей семьей. И в тот момент, когда он, наряженный в праздничный свитер с оленем, катал сына на новеньком велосипеде, на улице начались бандитские разборки. Конкурирующие банды наркоманов-отморозков устроили жестокую стрельбу, а под случайную пулю попали и отец, и сын. Малыш погиб, отец навсегда лишился голоса.
Полгода спустя Годлок собрался с силами, выбросил из подвала несколько десятков пустых бутылок из-под водки и принял решение отомстить мерзавцам. Но его целью был не конкретный бандит, а все логово. И поэтому Годлок одновременно с качалкой стал посещать курсы по стрельбе, учился обращаться с холодным оружием и задействовал все свои детективные способности, чтобы к следующему Рождеству окончательно стать «плохим мальчиком» для Санты, но «хорошим» – для своей совести.
Джон Ву – легендарный гонконгский режиссер, без которого кинематограф 90-х не был бы таким, каким мы его знаем. Влияние Ву чувствуется у Тарантино и братьев Вачовски. Да и сам Ву во время своей короткой командировки в Голливуд успел снять «Без лица» и одну из серий франшизы «Миссия невыполнима». Теперь он возвращается: не со всеми, но со многими своими фирменными приемами, за которые ему лет двадцать назад аплодировали в залах киноманы.
Какими бы жестокими и полными насилия ни были фильмы Ву, главным жанром для него всегда была мелодрама. А его ранние картины вообще подпадали под категорию «любовь и голуби», потому что там, конечно, были и любовь до гроба, и непременно голуби, вспархивающие стаей в самый неожиданный момент.
В «Немой ярости» была любовь к ребенку (мама там тоже есть, но режиссер сдвинул ее на периферию сюжета), а вместо голубей почему-то выступает зеленый попугайчик. Не очень разбираясь в попугаях, предположим все же, что это был неразлучник – то есть символизм Джона Ву никуда не делся, без символизма этот режиссер никуда.
Есть в «Немой ярости» и его фирменная «мексиканская дуэль», так любимая Тарантино и Родригесом, есть обязательные «зеркала» в огромных новогодних шарах, есть и миллион свечей в самый кульминационный момент. Но все прошлые достижения мэтра затмил новый изобретательный прием: за весь фильм произносится от силы слов пять, в остальном это совершенно бессловесный боевик под довольно пафосную оркестровую музыку (когда Годлок впервые поднимает гирю, кажется, что это как минимум Рокки победил Ивана Драго и Аполло Крида одновременно).
Контузия главного героя позволила Киннаману и Ву обойтись без сценарных реплик: если герою и приходится с кем-то общаться, то он делает это исключительно в записках и телефонных мессенджерах. Удивительно, что остальные герои (вполне себе говорящие) тоже молчат. Видимо, из чувства солидарности. Это касается и полицейских, и главарей банд, и восхитительных атаманш. Видимо, месть – блюдо, которое нужно подавать не только холодным, но и в мертвой тишине для усиленного эффекта.
{current_photo_index}/{total_photo_count}
