«Кошмар на улице Вязов»: классический слэшер из 80-х с юным Джонни Деппом

Нескольких старшеклассников из вымышленного города Спрингвуда преследует один и тот же кошмарный сон, в котором их пытается убить изуродованный мужчина с ножами на руке. Чтобы избавиться от его навязчивого внимания, подросткам предстоит дать таинственному неприятелю достойный отпор прямо во сне, а прежде – выяснить, кто же он такой на самом деле и почему столь упорно нацелен лишить их жизни.

«Кошмар на улице Вязов» (1984) — не нуждающийся в представлении классический фильм ужасов, закономерно породивший внушительных размеров франшизу, процитированный множеством почитателей в диапазоне от создателей «Ералаша» до Дэвида Роберта Митчелла и сам – вольно или невольно – обыгрывающий культовые картины своей эпохи (в их числе как минимум «Изгоняющий дьявола» (1973), «Хэллоуин» (1978) и «Сияние» (1980)). Современного зрителя творение Уэса Крейвена вряд ли способно устрашить всерьез: мы настолько избалованы монстрами всех мастей, что длиннорукий злодей в грязном полосатом свитере и шляпе, с обожженным лицом и лезвиями на пальцах, терроризирующий американских подростков в их сумрачных сновидениях, не так уж сильно впечатляет в 2021-м, но все еще вызывает исследовательский интерес. В этом смысле «Кошмар на улице Вязов» – вещь, обязанная своим успехом не только и, возможно, не столько режиссуре, сколько некоторым нетривиальным аспектам сценария.

Дело в том, что в здешнем сюжете заложено нечто поистине пугающее, что выгодно выделяет его даже на фоне классических образцов хоррора. Представим на секунду, что мы внутри вселенной «Психо». Чтобы избежать неприятностей, нам достаточно не останавливаться в «Мотеле Бейтс». Если мы герои «Сияния», нам определенно стоит воздержаться от поселения в гостинице «Оверлук». В «Зловещих мертвецах» нужно отказаться от загородной поездки, в «Ведьме из Блэр» – от съемок в лесной глуши и так далее. Иначе говоря, сценарии этих картин предполагают, по крайней мере, гипотетическую альтернативу для главных действующих лиц: последние поступают так, как показано, но вообще-то – могли бы и по-другому. Во всяком случае, иной вариант развития событий там изначально предусмотрен.

У подростков из «Кошмара на улице Вязов» подобного выбора нет и в помине. Они не допускают ровным счетом никаких роковых ошибок, чтобы спровоцировать кровавую охоту, и становятся мишенями Фредди Крюгера уже на старте фильма вовсе не по своей вине. Оттого-то они и не раздражают зрительский глаз так, как это обычно происходит с их собратьями по жанру: героям Крэйвена незачем совершать совсем уж идиотские поступки, чтобы завязать и раскрутить сюжетную интригу, ведь они на крючке (или, если угодно, на лезвии) у Крюгера с первых минут хронометража. Потому-то и опасность в картине исходит не от какой-то глупой оплошности, которой можно было избежать, будь герои умнее или находчивее – смерть несет сон, от него не спрячешься как ни старайся. И поскольку совсем не спать нельзя, несчастные старшеклассники нигде не чувствуют себя в безопасности – ни в уютной домашней кровати, ни в камере полицейского участка.

Невеселый для юных персонажей расклад отягощает еще одно значимое сценарное обстоятельство. Зловещий антагонист не просто угрожает своим жертвам в царстве снов, где чувствует себя как рыба в воде, но и регулярно прорывается оттуда в пространство яви и словно подчиняет себе реальность, оставляя в ней вполне осязаемые следы своего присутствия. И хотя атакует он всю молодежную четверку, представленную на экране, де-факто мы наблюдаем его только в женских сновидениях. Мы не видим, как Крюгер снится парням и коммуницирует с ними в их снах, нам показывают его по преимуществу глазами девушек, чьи отцы – что важно – не живут с их матерями под одной крышей. При таком рассмотрении Фредди как бы занимает вакантное место в неблагополучных семьях, где дочери лишены отцовской защиты, а «Кошмар на улице Вязов» неожиданно превращается в кино о важности института семьи, причем не абы какой, а полноценной.

На подтверждение этой гипотезы работает тот факт, что Крюгер, регулярно путешествующий между двумя измерениями, питается не только подростковыми страхами (это было бы еще полбеды), но и скепсисом взрослых, которые – будучи ослепленными упрямым неверием и потаенным грузом вины, тянущимся из прошлого – сами того не ведая оставляют свое потомство один на один с опаснейшим врагом в смертельной схватке. В этой фатальной стене непонимания между родителями и их отпрысками, когда первые в попытках помочь последним в процессе взросления обычно только и делают, что вредят, спрятан едва ли не ключевой иносказательный пласт картины. И действительно: трудно спорить с тем, что жизнь была бы куда легче, если бы отцы всегда были рядом с детьми в нужный момент и по-настоящему их понимали. Уж если не во всем (о таком и мечтать не приходится), то хотя бы – в самом важном, самом главном, когда это так необходимо…