«Нашу квартиру и сейчас можно назвать домашним зоопарком. У нас две собаки, два кота, недавно еще один был на передержке, уже уехал в Питер. Мы любим животных очень. Если бы жили за городом, с большим домом и участком, то, конечно, зверей было бы очень много, это факт. Собаки, крысы, коты, ящерицы... Капибара, может, еще».
— Мариэтта, 11 сентября в прокат выходит фильм «Семейное счастье» по роману Льва Толстого. Вы снялись там в крошечной роли. Неожиданно было видеть вас на экране всего пару минут после грандиозных по объему ролей. Почему вы согласились? Вы же звезда со статуэтками и прочими атрибутами славы.
— Во-первых, я совсем себя не воспринимаю так, как вы описали. Во-вторых, я не просто согласилась, я рада была в этом фильме сыграть. Позвали на кастинг, я попробовалась, меня утвердили. Не помню точно, это случилось в институте или только после его окончания, — я посмотрела фоменковский спектакль «Семейное счастье», и мне он очень понравился. Потом уже прочла Толстого. То есть изначальная любовь возникла благодаря Петру Наумовичу, а не Льву Николаевичу.
Режиссер Стася Толстая придумала, что моя героиня — барышня между подружкой, нянечкой, мамочкой, уютная и милая. Компания такая прекрасная собралась на съемках! Буквально все, и в первую очередь Женька Леонова, которая потрясающе сыграла главную роль, хотя это был ее дебют.
— Разве это был ее дебют? Зрители сначала увидели ее в роли роковой разлучницы в сериале «Опасная близость».
— Сериал «Опасная близость» снимался сразу после того, как мы закончили «Семейное счастье», но вышел он раньше. Женька была, что называется, со школьной скамьи, выпустилась и сразу впрыгнула в такого масштаба огромную ролину. Она невероятная умница, конечно. Ну и Женя Цыганов, которого я обожаю, прекрасный совершенно. И Ирина Розанова, с которой я на площадке, к сожалению, не сталкивалась. Но тем не менее очень гордо в такой компании побывать. Мне вообще в последнее время очень везет на людей в работе. А люди, с которыми ты встречаешься в жизни, — это твое самое главное богатство, никогда не перестану это повторять. И я в этом смысле очень богатый человек...
— Вы снимали в какой-то старинной усадьбе?
— Да, в одной из усадеб Толстых, то ли его сестры, то ли племянницы. Там жила чудесная собака Грета, которая тоже снялась в нашем фильме. А когда нужно было запечатлеть на экране эту Грету щенком, привезли крошку из приюта. Причем мальчика. Отправлять его назад было жалко, и мы моментально его пристроили — увезли в Москву. Теперь это прекрасный пес, которого зовут Тони, и живет он у папы одной девочки из нашей группы.
У меня было пять или шесть съемочных дней подряд. Получилась небольшая, но клевая экспедиция с погружением в местный колорит. Я успела погулять вокруг особняка по полям, цветочки пособирать. Там еще ручей какой-то рядом тек леденющий. В Москве я постоянно работаю и мне редко удается дорваться до природы. А тут я будто в пансионат попала. Между кадрами, сценами и дублями я все время собирала какие-то букетики. В начале фильма Евгений Эдуардович приходит с букетом на день рождения маленькой девочки-фиялки и дарит его ее маме. Так вот, это я собирала тот букет. Такая маленькая подробность.
— Вы так вкусно в кадре выпиваете наливочку, нюхаете наливочку, любуетесь наливочкой... Возможно, вы не только букетики профессионально собираете, но и наливочки делаете?
— Муж у меня это умеет делать, папа тоже гонит всякие штуки типа самогона. Я этим процессом всем совершенно не увлечена, но люблю всякие разные настоечки дегустировать. Стася Толстая, наш режиссер, еще на стадии проб придумала историю, что моя героиня — любительница выпить. У меня и фляжечка висит на юбке, не знаю уж, видно это или нет. И я там с рюмочкой почти не расстаюсь. Она такая уютная бытовая пьяньчужка, которая нежно любит Машеньку, этот дом, эту семью. Она часть этой семьи. Эту любовь не было нужды играть. Она возникла самостоятельно.
— У вас нет зависти к тем артисткам, которые только что окончили институт — и раз! — получают главные роли? Вам же долго пришлось ждать.
— Нет, я лишена этого волшебного чувства зависти и умею радоваться за людей. Я могу грустить по поводу того, что у меня нет работы или ее мало, но это не имеет никакого отношения к моему восприятию чужих успехов.
— Мне кажется, после «Раневской» работы у вас как раз достаточно и просто нет поводов для грусти.
— Я не так много снимаюсь, как могла бы, но сейчас действительно, тьфу-тьфу-тьфу, нормально все. Параллельно занята в нескольких проектах. Во втором сезоне сериала «Дети перемен» у Сергея Тарамаева и Любы Львовой с изумительной Викой Исаковой повезло поработать. «Лиля» — про Брик. Там я София Парнок.
— И это снова еще один ваш персонаж, который реально существовал. Интересно, там был большой кастинг или вас утвердили без проб?
— Не знаю подробностей про кастинг, но пробы были. И я впервые в жизни забыла о пробах на этом проекте. Почему-то не записала в ежедневник, возможно, за рулем была, а потом замоталась и не зафиксировала в склерозник свой... И вот в один прекрасный момент я смотрю в свой ежедневник и вижу три свободных дня. Дай, думаю, съезжу за город. Сажусь в машину, беру мужа, собак... Это где-то час-полтора езды от Москвы. Мы туда приезжаем, выгружаемся, только-только я сажусь спокойно выдохнуть на свежем воздухе, выкурить сигаретку, как мне звонит Аня, мой агент, и говорит: «Ну что, ты дошла?» — «Куда?» — «Ну у тебя же сейчас пробы на Парнок». А я под Звенигородом в смешном комбинезоне с ушками. Домчалась до города за 45 минут, нарушая все законы физики.
Прилетаю на «Мосфильм», бегу туда в этом дико смешном комбинезоне, уже открываю варежку, чтобы объяснять им: «Ребята, простите, я идиот, мне стыдно, я падаю перед всеми на колени, умоляю меня простить, это со мной впервые в жизни, я больше никогда так не сделаю...» — ну и т. д. Но мне повезло. Во-первых, сразу были и грим, и костюм, поэтому Вера Михална не увидела моего комбинезона и не удивилась такому неожиданному прочтению роли. А во-вторых, актриса, которая была после меня, пришла раньше, и мы, по сути, просто махнулись местами по времени. Короче, все сложилось удачно. Но состояние, в котором я влетела в комнату к Сторожевой, думаю, сыграло роль в утверждении. Потому что я была в ужасе и очень взбаламученная. А она, видимо, что-то такое сумасбродное и хотела от персонажа.
— Вы с особым удовольствием ныряете в исторические проекты, для вас это большая любовь или вы «едите» все?
— Нет, я не всеядна. Я ем то, что хорошо написано, я ем то, что хорошо срежиссировано. Я ем, когда рядом потрясающие партнеры.
— И таким был сериал «Преступление и наказание» Владимира Мирзоева с Ваней Янковским в главной роли?
— Да. Мирзоев вообще про сотворчество, он дает возможность что-то предлагать, с ним в этом плане очень свободно и интересно, он человек фантастической эрудиции. Разговаривать и философствовать с Владимиром Владимировичем — нереальное наслаждение. На этих съемках была чудесная художник по гриму Аксинья Касаткина, которая наворотила у меня на голове какую-то волшебную красоту — диковинный суперпучок. И она в какой-то момент мне его показала через зеркало, я сказала: «Ой, как красиво, как будто бы клубок змей. Как было бы прикольно, если бы в какой-то момент Раскольников, у которого постоянно галлюцинации, увидел, как будто у моего персонажа из головы ползут змеи». Аксюха говорит: «Предложи Мирзоеву». — «Я стесняюсь». И тогда она сама подошла к режиссеру и рассказала об этой идее. И на следующий день мне принесли змею. А я их боюсь! Но назад дороги нет, потому что сама придумала.
К счастью, эта змейка оказалась очаровательной и милой, мы с ней даже подружились. Оказывается, змеи для того, чтобы объект изучать, обдают его микротоком — когда она по руке ползет, ты чувствуешь покалывание, это она так знакомится. Вот собака, например, тебя обнюхивает и вылизывает, а змейка ощупывает. Я даже змей бояться перестала. Но мне до сих пор дурно от червяков, когда я их вижу, паника начинается. Это для меня самое страшное, что есть на свете. Потому что у него нет логики, непонятно, где у него перед, где зад, какой стороной он на тебя нападать будет. А змеи норм ребята оказались.
Последнее время я сама себе придумываю какие-то истории, а потом выруливаю из них. До этого в фильме «Недетское кино», где я играла Бабу-ягу, увидев грим и костюм, сказала: «Ребята, как было бы круто, если бы у этой Бабы-яги на плече сидела крыса». Я не боюсь крыс, тут все нормально. Сказала и сказала. Долго откладывались съемки, и вот, когда я наконец-то на них приехала, ко мне подошел реквизитор и сказал: «Помню, у нас шла речь о животных?» — «Да, да, да». — «Вот вам мадагаскарские тараканы».
— Они же огромные!
— Они огромные, с мой большой палец. Ну и тут тоже я не могла ударить в грязь лицом, сама же предложила подключить «зоопарк». Подружилась я и с этими ребятами, даже по лицу они ползали. В общем, я очень люблю животных, да. И работать с ними тоже ужасно люблю.
— В одном из интервью, которое вы давали совместно с мужем Александром Андриевичем, вы говорили, что, была бы ваша воля, с удовольствием завели бы домашний зоопарк.
— Нашу квартиру и сейчас можно назвать домашним зоопарком. У нас две собаки, два кота, недавно еще один котик был на передержке, уже уехал в Питер. Мы любим животных очень. Если бы жили за городом, с большим домом и участком, то, конечно, зверей было бы очень много, это факт. Собаки, коты, крысы, ящерицы... Капибара, может, еще. Просто в городской квартире это нереально. Объективно уже сейчас перебор.
— Мы начали с «Семейного счастья». Если развивать эту тему, то что вам нужно для семейного счастья? Капибару, крысу-долгожителя, загородный дом, взаимопонимание с мужем?..
— Вы прекрасно все перечислили. А еще чувство юмора и любовь к животным — это необходимо для моего семейного счастья.
— Вы сказали про любовь к животным, но почему-то не упомянули любовь друг к другу.
— Это очевидная история, тут без вариантов. Не может быть семьи без любви друг к другу. Я не верю в семьи, где нет любви.
— Как трансформировалось ваше представление о том, что такое любовь?
— Никак на самом деле. Я всегда знала разницу между любовью и влюбленностью. Другой разговор, что в юности ты иногда можешь эти чувства перепутать и поддаться тем моментам, которые очень быстро растворяются. Потому что влюбленность все равно уходит, а любовь остается навсегда.
— Что скрепляет ваш брак?
— Я думаю, дружба в первую очередь. Потому что мы с Шурой знакомы с 2002 года, с института. И в первую очередь друзья, а потом уже все остальное, что полагается.
— Что вы любите делать вместе: смотреть фильмы, готовить еду для гостей, путешествовать?
— Мы очень любим гостей, да, и готовим для них с радостью. Любим путешествовать, но это у нас редко получается из-за занятости. И кино любим вместе посмотреть. Главное, чтоб настроение совпало и всем одновременно хотелось одного и того же.
Вот если брать кино «Семейное счастье», где главная героиня хотела тусоваться, гулять и рвалась в Петербург на балы, а все повидавший герой сильно уже устал и хотел покоя, то у нас не так. Мы с Шурой на одной волне. Мы одинаково можем в один момент устать и затихнуть, а в другой — захотеть устроить какой-то безумный «э-ге-гей!»
— До каких масштабов этого «э-ге-гей!» может у вас дойти? До танцев на столе или незапланированного полета в другой город?
— Отвечу вопросом на вопрос. Как вы думаете, что в первую очередь отличает взрослого человека от подростка?
— Невыносимый груз ответственности...
— Вот, вы очень верно ответили на свой же собственный вопрос.
— Нет, это не мой вопрос. И если порассуждать, это утверждение не совсем верно, потому что я знаю многих взрослых, которые могут поступать импульсивно и безответственно, несмотря на немалое количество лет и детей.
— Я человек гиперответственный и не улетаю в неизвестном направлении, в каком бы состоянии ни была. Не могу позволить себе роскошь терять ориентацию в пространстве. Когда-то в юности могла подорваться за секунду и улететь в Питер, были разные истории. Сейчас я скучная. Вот такой у меня жуткий недостаток.
— Понятно, что вы сейчас с юмором про это говорите и скучной себя не считаете. А если серьезно говорить про недостатки, что вам кажется в себе неправильным и неидеальным?
— В быту я неряха, меня это саму раздражает, но я ничего не могу поделать. И я ленивая. Допустим, у меня выходной, я знаю, что мне дикое количество всего надо сделать, а я не могу себя заставить, лежу, смотрю кино или читаю книжку, играю в шарики в телефоне. И вот так, лежа, виню себя за то, что ничего не делаю, но при этом делать все равно не начинаю.
— Что прекрасного и интересного в таком состоянии вы прочитали и посмотрели в последнее время?
— Совершенно прекрасный сериал «Трасса». Там фантастические все до единой актерские работы. Еще наконец-то я посмотрела «Мир! Дружба! Жвачка!». И еще «Дайте шоу» — отличный сериал с прекрасными артистами и очень важной темой, которая круто снята. Это из последних впечатлений. До этого я посмотрела «Аутсорс», который мне очень понравился. Вообще меня режиссер Душан Глигоров поражает. И в целом приятно, что появилось так много хорошего русского кино в последнее время.
Очень жду выхода фильма Рауля Гейдарова «День рождения Сидни Люмета», в котором тоже снималась в прошлом году, параллельно с «Семейным счастьем». Сценарий там очень классный, он частично основан на воспоминаниях Рауля. Главную роль играет Тема Кошман. И опять же, это была чудесная компания классных, талантливых людей, мне повезло там оказаться.
— Главные человеческие подарки в вашей жизни — это кто?
— Люди, которых я люблю: мои друзья, близкие, семья. Я в этом смысле ужасно счастливый человек. Вы не представляете, какое количество у меня прекрасных людей, многих из которых сейчас нет, с которыми я до сих пор мысленно разговариваю. И они всегда со мной, внутри меня находятся. Во мне и мама, и бабушки, и дедушки с обеих сторон.
— Люди сильно меняются с возрастом или нет?
— Я знаю, что у людей с возрастом растут нос и уши. Вот это точно у людей меняется. А все остальное меняется в зависимости от того, что с человеком происходит, каких людей он встречает на своем пути, от того, какие решения принимает. Вы же знаете, как генеалогическое древо рисуют: мама, папа, бабушки-прабабушки. Ты веточку поставил, от нее две веточки. А если представить себе, что это не генеалогическое древо, а просто путь, по которому ты идешь, и у тебя есть варианты свернуть направо или налево. А там дальше — еще раз направо и налево. И вот так ты всю свою жизнь ползешь по этому лабиринту и можешь оказаться на юго-западе, а можешь — на северо-востоке, и это будут два абсолютно разных вектора... И этими маленькими своими решениями ты зигзаг своей жизни ведешь. Но тут многое зависит от человека, некоторые люди, выбравшие изначально определенную веточку, практически не меняются за жизнь. Так и идут ровненько по пути, который выбрали. А некоторые меняются по двадцать раз за год.
— Поздравляя отца с 75-летием (художник Сергей Цигаль. — Прим. ред.), вы написали в соцсетях, что он такой же 13-летний пацан. Значит, он совсем не изменился?
— Он абсолютный хулиган, как и раньше. Конечно, что-то изменилось, в каких-то вещах он стал более категоричен, в каких-то мягче. Но самое главное — чувство юмора, внутреннее озорство и бесконечное желание жить, двигаться вперед, путешествовать, играть в теннис — осталось. Сверло в заднице у него буквально как у подростка. Папа постоянно рассказывает: «Я туда сейчас поеду, а потом туда, а потом оттуда быстро туда метнусь, там у меня выставка, потом я ее повешу, потом я ее заберу, потом я там еще это, то...» Я киваю головой: «Да, круто, а я вот работаю». Он мне на это говорит: «Пожалуйста, становись пенсионером и путешествуй».
— О пенсии говорить рано, но какие у вас планы?
— Про просторный загородный дом с большим количеством животных я вам уже говорила. И чтобы оттуда можно было легко добираться на работу на машине, а не на поезде. И чтобы работа не прекращалась. И очень хочется много путешествовать и мир повидать. И чтобы близкие были рядом здоровыми и счастливыми. Тогда и я буду в порядке.
— Если бы у вас спросили, кто такая Мариэтта Цигаль-Полищук, что бы вы сказали? Вы можете абстрагироваться и посмотреть на себя со стороны?
— Не знаю, кто я. И я совсем не могу на себя смотреть со стороны. Я даже в кино не могу на себя смотреть. Не люблю смотреться в зеркало, вижу свое отражение, только когда мне надо накрасить морду для спектакля.
— Неужели вы не смотрели «Метод уборщицы», «Куприна», «Таинственную страсть», «Крылья империи» или ту же «Раневскую»?
— Нет. Я не смотрела. И даже «Раневскую».
— Посмотрите. Может быть, вам понравится.
— Я уверена, что не понравится. Я найду, до чего докопаться, и буду потом страдать, мучиться. Нет, у меня были ситуации, когда в какой-то момент режиссер на площадке говорил: «Иди, посмотри плейбэк». И я шла, смотрела и ужасалась. И начинала страшно мучиться и грызть себя, пыталась что-то сделать по-другому и не понимала, как лучше. Поэтому я в какой-то момент приняла решение, что саму себя не оцениваю вообще никак. Я лучше буду слушать режиссера, которому доверяю, чем натягивать сову на глобус и мучительно думать, что бездарь.
— Но вы же прекрасная актриса, почему такое неприятие себя?
— Не знаю, просто я такая. Я научилась с этим существовать и не страдаю от этого. И думаю, это правильный подход. Я пыталась самые разные вещи в себе поменять, но поняла, что это неправильно. Например, в подростковом возрасте была очень открытая, всем доверяла, любила и все время наталкивалась на какую-то засаду. И решила: все, не буду ни с кем вообще дружить, быть одной гораздо лучше, чем все время нарываться на предательство. Потом я пожила-пожила и поняла: нет, лучше наталкиваться на предательство, но давать себе шанс встретить хорошего человека. Люди должны жить так, как им комфортней. Мне было бы хуже, если бы я себя изменила. Я вообще не верю в эти изменения, которые происходят насильственным путем. Я такая — неидеальная, неуверенная — актриса, и это нормально... Вы, кстати, зря думаете, что таких людей среди артистов мало. Полно! Многие просто не говорят об этом публично. Я довольно много знаю коллег, которые не уверены в себе и очень неловко себя чувствуют на всяких мероприятиях, премьерах, красных дорожках.
— Скажите, а у артистов есть какая-то профдеформация?
— Я могу только по себе судить. Я все время наблюдаю за людьми и не могу спокойно проехать в метро или пройти по улице, все время смотрю на человека, запоминаю его, придумываю его жизнь — это первая профдеформация. Вторая — когда смотрю не суперувлекательное или не очень талантливое кино, начинаю следить за тем, где у человека висит микрофон, где накосячили по монтажу. Это на самом деле очень классный показатель: если человек из индустрии смотрит, и не может оторваться, и не замечает вообще нигде никаких стыков, склеек и каких-то профессиональных вещей, кино снято круто.
— Как вы относитесь к тому, что ИИ как будто оживляет великих советских артистов? Вот Никулина для детского фильма недавно оживили. Кто угодно, видимо, если родственники дадут добро, может снова продолжить свою кинокарьеру после смерти.
— Ну вот конкретно такие вещи меня пугают. Но я с огромным уважением отношусь к прогрессу. Если бы не он, не появилось бы много прекрасного в кино.
— Можете пофантазировать о будущем? Изобретения чего вы хотели бы?
— Неплохо было бы придумать телепортацию, лекарство от всяких разных страшных болезней. А еще машину времени. Было бы круто, если бы придумали летательную машину именно как в фильме «Назад в будущее». В детстве это было единственное кино, ради которого я говорила родителям, что на все готова, только чтобы мне разрешили посмотреть этот фильм. Его показывали всегда позже, чем у меня был отбой, то ли в 9, то ли в 10 вечера, а мне надо было уже ложиться спать. Я делала уроки, прибиралась, вела себя как пай-девочка только ради того, чтобы это кино посмотреть.
— Мариэтта, а если бы у вас была машина времени, куда бы вы хотели отправиться в первую очередь и к кому?
— Мне хотелось бы сказать, что я настолько гуманный человек, что сразу бы полетела к ученым, которые изобрели первую ядерную бомбу и вообще радиоактивное оружие, чтобы их остановить. Но первым делом я бы полетела, конечно, к тем людям, по которым скучаю, — к маме, дедушке, бабушке. А потом к тем, с кем хотела бы познакомиться, например к Чехову Михаилу. И к Антону. К Цвейгу, Хармсу, Довлатову. Много, много этих людей. Я бы познакомилась с радостью и с Фаиной Георгиевной, мне кажется, мы бы нашли, о чем поговорить.
