Как-то мы с ней встретились возле станции метро «Маяковская». Она куда-то торопилась. Я окликнул:
— Наташ!
— Ой, Вить, привет!
У нее было личико такое вспотевшее, она бежала, было жарко. Спрашиваю:
— Как ты?
— Вот, бегу... — и матерком припустила на тему, как устала уже бегать. Я говорю:
— Наташ, ну остановись, откажись.
— Да как «откажись», когда нужно помочь, сейчас в Моссовет надо идти. Они говорят, что я должна быть, потому что иначе квартиру не дадут! — это она пробивала кому-то жилье...
Она не принадлежала себе, куда-то ее несло. Совсем себя не берегла. Может, это потому, что не для кого? Когда нет детей, нет и цели: вырастить, воспитать, уберечь. Конечно, материнская любовь нерастраченная в Наташе была... Вроде бы у них в семье появилась какая-то девушка, которая теперь выдает себя чуть ли не за дочку. Но это какая-то очень странная история. Я ни разу не видел этого человека ни рядом с Наташей, ни в квартире. По-моему, они совершенно не монтируются...
Когда с Наташей случилось несчастье, я рвался к ней поехать, звонил:
— Миш, хочу проведать Наташу.
Он сказал:
— Я ей скажу и перезвоню тебе, — и не перезвонил.
Я снова набрал его номер и услышал: «Не приходи. Она сказала, что не хочет, чтобы ты видел ее в таком состоянии». Она хотела оставаться для тех, кто ее любил, Наташей — красивой и веселой. Воплощавшей суть народного женского характера — доброго, широкого, чувственного, временами скандального, но умеющего быстро прощать. Вообще, русская женщина, я считаю, самая лучшая в мире. Она — жена и мать в одном лице. Так и слышу голос Наташи Гундаревой: «Витюш, чаек будешь?» Всегда меня опекала, подкармливала, интересовалась:
— Вить, ты поел? Вот, бутербродик хороший.
— Наташ, не хочу.
— Ну как хочешь.
Она не была навязчивой. Она была очень комфортным, легким и красивым человеком.
2017 год
