— Когда увидели себя в списках поступивших, какие были чувства?
— Я не увидел, а услышал. Начали зачитывать фамилии поступивших по алфавиту. Дошли до буквы К. Как назло, много человек было на эту букву. И тут я слышу: «К... к... ке...» Я знаю, что только на моей фамилии можно споткнуться. И слышу: «Кемпо». Вскакиваю и ору как будто забил первый гол: « А-а-а-а-а!» Я был единственным, кто так отреагировал. На меня все посмотрели как на выскочку: какой-то идиот, деревенщина. Почему-то все, кого называли, воспринимали это как должное. А для меня это событие, к которому я долго шел! Это моя жизнь.
— Да, это большая радость! Но в одном интервью вы сказали, что не очень любите вспоминать студенческие годы. Почему?
— Учеба давалась тяжело. Было ощущение, что вместо головы у меня футбольный мяч. Я не понимал, когда мне говорили все эти заветы Станиславского: быть, а не казаться. Я спрашиваю: «Что это значит? Как — быть?» А мне снова говорили: «Священнодействуй или убирайся вон». Что такое священнодействие, где? Короче, тяжело все шло. Но я не отчаивался. Так скажу: что-то понимать в профессии я начал уже после того, как окончил институт. Я благодарен ГИТИСу за то, что они в меня вбили ремесло. Но возвращаться в то время сейчас у меня желания нет. Все, что было, пусть там и останется. Слава богу, мне дали доучиться до конца.
— Вы боялись, что вас отчислят?
— Конечно, боялся. Я был слабеньким студентом. Помню один случай из студенческой жизни. На втором курсе мы сделали отрывок из произведения Островского «Доходное место», я играл Жадова. Вышел с показа воодушевленный, ждал похвалы. Слышу, как в коридоре группа актеров обсуждает показ. Я встал рядом в надежде, что сейчас что-то услышу. И одна известная актриса сказала: «Жадова играл очень слабенький мальчик». У меня весь мир рухнул. Конечно, эти слова травмировали, я переживал, рождались комплексы. От отчисления меня спасло не актерское мастерство, а сценическое движение. Я пришел к профессии, наверное, больше через свое тело. Мой педагог по сценическому движению Николай Васильевич Карпов помог понять себя через физику. А потом пришло осознание всего остального. Николай Васильевич был уникальным человеком. От него исходило столько добра. Он никогда не кричал, не унижал никого. Замечания всегда делал с улыбкой, мягко. Он вел у нас сценическое движение и фехтование. И говорил: «Вы фехтуете не для того, чтобы убить друг друга, а чтобы жить».
