Мы, молодые девушки, стремились и внешне соответствовать самому лучшему вузу страны: ходили в кафе, старались модно одеваться. Я все время была в напряжении, не хотелось выглядеть хуже и глупее других. Все четыре года жила с мыслью, что надо соответствовать. В общем, студенчество было непростым временем, но я благодарна за него, потому что профессия наша тоже отнюдь не простая.
А еще в Школе-студии начали рушиться мои стереотипы, ломались ценности и понятия, которые родители прививали мне на протяжении всей моей жизни. «Школа драматического искусства» — это не просто театр, это образ мысли. Анатолий Васильев прививал своим артистам уважение к классике, любовь к высокой литературе — родители занимались Платоном, Гомером, Достоевским, Пушкиным и не всегда признавали перемены, которые происходили и в обществе, и в искусстве. В Школе-студии все было по-другому, сильное влияние оказывал МХТ, где Олег Павлович Табаков давал молодым режиссерам (в том числе и Кириллу Серебренникову) возможность проявляться, экспериментировать с классикой. Даже у великой Аллы Борисовны Покровской тогда начались внутренние сомнения, она искала новые пути и формы. Покровская приходила к нам и говорила: «Я не понимаю, что с вами делать, все изменилось, вы должны мне сами что-то предложить». Конечно, в моей голове что-то щелкнуло.
Меня очень сильно ломало, и мы с родителями все это обсуждали, у нас бывали споры на этот счет. У меня случился какой-то интеллектуальный пубертат, я отрицала все, чему они меня учили. Родители всю жизнь работают в игровом театре, где главное — это энергия и метафизика, а не локальные человеческие истории. Я попала в совершенно иную среду, и не всегда мы могли понять друг друга. Тем не менее я всегда ощущала от них безусловную поддержку в любой работе. Дебаты наши были скорее по части теории.
— У вас был прекрасный и талантливый курс — Яна Гладких, Паулина Андреева, Марина Петренко, Нина Гусева...
— Этим же составом мы играем спектакль Марины Брусникиной «Поле» в театре «Практика». У нас был действительно очень крепкий женский костяк на курсе. Мы всегда шутили и шутим, что наш курс — курс любви и добра. Но это отчасти сарказм. (Улыбается.) У нас была довольно жесткая атмосфера: мы друг над другом шутили, подтрунивали, подкалывали. На самом же деле — за каждого горой, но и расслабляться в таком режиме не приходилось. Зато мы все из студии вышли с броней.
