— Анна, вы сменили прическу...
— Я очень рада, что отрезала волосы. Поменяла прическу — поменялись и роли. Я давно хотела подстричься, но была классическая установка, что у актрисы должны быть непременно длинные волосы. Мама тоже любила плести мне косы, еще с детства. А потом я встретила своего агента Иру Калашникову, которая через пару месяцев после начала работы позвонила мне и сказала: «Надо стричься». Не то чтобы она настаивала, но была уверена, что мне с короткой прической будет хорошо. И я сразу откликнулась: «Да, я сама этого давно хотела». И когда началась пандемия и театр встал на несколько месяцев, я пошла в парикмахерскую и отрезала волосы. Я стала сама собой. Было ощущение, что всю жизнь была кем-то, кем не являлась, а вот сейчас я — это я. И это такое классное чувство, похожее на освобождение. Маме, кстати, понравилась моя новая прическа. Муж, правда, по-другому отреагировал: «Что это за парень?» Ему в принципе нравится, но он уже начал просить, чтобы я начала отращивать локоны. А я что-то вообще не хочу длинные волосы. (Улыбается.)
— Ваш муж иностранец. Недопониманий нет? Все же разный менталитет...
— С одной стороны, бывают недопонимания, конечно, как и в любой паре, наверное. Но с другой, наше общение меня обогатило, расширило мой кругозор. Он для меня столько всего открыл — и в плане каких-то взглядов на жизнь, и ценностей, и литературы. Я ведь кроме классической мало что читала. Он меня однажды спросил: «Почему ты не читаешь зарубежную современную литературу? Сколько прекрасных авторов есть». Я прочитала то, что он мне посоветовал, и для меня открылся новый удивительный мир.
— Не было желания уехать на родину мужа?
— Я хочу быть человеком мира и не хочу, чтобы на моем пути стояли препятствия, ограничивающие мою свободу и свободу моих близких. В Москве я родилась, выросла на Арбате, для меня каждый уголок этого города что-то значит. Я обожаю Москву. Но еще я обожаю Париж, Берлин, Италию, греческие острова. Мечтаю увидеть Америку. Я хотела бы попробовать поработать в Европе, такие амбиции есть. Считаю, что для творческих людей границы всегда были условностью, ею они и должны оставаться.
