В один прекрасный день Абдулова «пригласили» на беседу в органы. Объяснили, что девушка является, конечно же, шпионкой и роман следует продолжать, но обо всем докладывать — буквально о каждой мелочи. Тогда шпионами объявляли всех иностранцев... Саша доносить отказался категорически, наотрез! В результате девушку из СССР выслали, не дав им даже попрощаться. Конечно, он страдал, переживал из-за ее отъезда. В это время театр готовился ехать на Кубу с рок-оперой «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Саши в списках на выезд не оказалось. Его не выпустили из страны как неблагонадежного.
К счастью, через несколько лет запрет был снят. И Саша поехал с театром на гастроли в Париж — со спектаклем «Юнона и Авось». Там нас, актеров, разбили на пятерки, чтобы мы не болтались по Парижу поодиночке. Дали четкие инструкции: ни в коем случае нельзя общаться с иностранцами, ни в коем случае нельзя принимать подарки... Конечно же, к нам был приставлен и особый человек. Но Абдулов не был бы Абдуловым, если б и здесь не поиграл с огнем. Однажды, когда мы выходили из гостиницы, он с самым невинным видом спросил у переводчика: «Скажите, а как будет по-французски: «Я прошу политического убежища»?» Приставленный к нам кагэбэшник помрачнел и процедил сквозь зубы: «Я тебе дома переведу».
Была в Сашке какая-то свобода и склонность к шику. В Москве до женитьбы он жил один — его родители оставались в Узбекистане. Марк Захаров распорядился выделить жилплощадь в театральном общежитии на Бауманской (эту комнату раньше занимал Олег Янковский). Поселившись там, Саша немедленно принялся за обстановку, чтобы унылые серые стены превратить в «интерьер». Идею нам подал Толя Солоницын, который занимался росписью и выжиганием по дереву. Мы пошли, купили деревянную разделочную кухонную доску, нашли в журнале «Америка» фото Боба Дилана и выжгли его профиль на фоне американского флага. Получилось оригинальное настенное украшение. Потом Сашка, видимо, побывал на экскурсии в каком-то дворце и загорелся обить стены тканью. Правда, во дворце стены декорировались шелками и бархатом, а у Абдулова хватило денег только на какой-то ужасный ситец грязно-синего цвета с листьями... Но он все равно был очень доволен. Ведь когда студентом он жил в общаге, стены его комнаты были обклеены афишами, сорванными на улице, и «декорированы» оторванными таксофонными трубками, которые Саня тогда коллекционировал.
