Молодцеватый легионер проверил документы, козырнул — и пропустил их в новую жизнь. Впереди были заполненные беженцами, полные тревожных слухов Вильно и Варшава: между Польшей и Советами началась большая война и ее исход был неясен. Философов остался в Польше: его затянула политика. Гиппиус и Мережковский отправились в Париж, там их ждала собственная квартира.
Они купили ее задолго до революции на первые крупные гонорары: Париж был их любимым городом. Войдя в прихожую, Гиппиус увидела плетеную мебель — самую дешевую из всего, что они могли себе позволить, купленные на распродажах люстру и ковер, и у нее перехватило дыхание. Путешествие закончилось, они снова дома. Теперь можно отдохнуть и подумать о том, что же делать дальше...
Впереди была долгая жизнь — целая четверть века. Двадцать пять нелегких, иногда невыносимо печальных, порой голодных лет. Бог весть, выдержали бы они их друг без друга. В 1940 году в Польше скончался Философов — его отношения с Гиппиус, их жизнь втроем к тому времени стали легендой. Седой как лунь Карташев часто бывал в их парижской квартире — в эмиграции он занялся историей православной церкви.
За эти годы все изменилось: Зинаида больше не была щеголявшей ожерельем из обручальных колец сатирессой — декадентская мадонна превратилась в маленькую высохшую старушку. Сырыми парижскими зимами она куталась в несколько надетых одна на другую кофт, когда знакомые предлагали Гиппиус сигарету, ее быстро и цепко хватала маленькая, сморщенная, похожая на куриную лапку рука. Но Зинаида Николаевна была все так же умна, наблюдательна, остра на язык, знала толк в интриге — знакомые поражались, сколь неугомонная душа живет в этом исхудавшем теле. Время шло, но она не допускала мысли, что Мережковский может оставить ее одну. Он умер на четыре года раньше жены, и та никак не могла поверить, что это действительно произошло...
У Зинаиды Гиппиус был верный друг: подобранная на улице кошка — худая, полудикая, вечно настороженная. Если в доме появлялись посторонние, зверек шипел, соскакивал с ее колен и бежал прятаться. Клички у кошки не было, Гиппиус называла ее просто Кошка. Вечером та уходила на охоту, а днем лежала на письменном столе, щурила зеленые глаза и наблюдала за тем, как хозяйка перебирает листы бумаги.
Гиппиус торопилась — она писала книгу о Мережковском и понимала, что может не успеть ее закончить. Прошлое вставало перед ней как на экране кинематографа: картинка получалась немного смазанной, детали расплывались, но главное она видела отчетливо.
Их только что обвенчали, утром они выехали из Тифлиса. ...Вот они мчатся в санях, укрытые медвежьей полостью, возница-грузин цокает языком, торопит лошадей. Путь до Петербурга неблизок и опасен, в горах часто случаются обвалы. А вот и дом Мурузи, их первая петербургская квартира, где они были так счастливы: светлые комнаты, ванна за занавеской...
Тощая зеленоглазая черная кошка увидела, что на глазах у хозяйки появились слезы, и жалобно мяукнула.
Декабрь, 2009 год
