Марии Александровне, единственной из всех детей Пушкина, довелось дожить до Октябрьской революции. В 1918 году была принята новая Конституция, согласно которой объявлялась особая категория людей: «лишенцы». Они не имели избирательного права, лишались пенсии, выплаты по безработице, права быть включенными в списки на получение продуктов. Гартунг попала в эту же категорию. Узнал ли кто-то под ее фамилией дочь великого поэта? Вряд ли. Зато прописали, что она была фрейлиной императрицы.
Наступили голодные революционные годы. Мария Александровна ютилась по случайным комнатам. Она стала замкнутой, нелюдимой. И несла свою участь гордо. Помощи у советской власти не просила. Очень часто, в любую погоду, ходила к памятнику отцу и подолгу сидела у него. Казалось, что только в своем прошлом, в своем великом отце она находила опору. Это оправдывало и ее рождение, и существование.
В конце концов за нее попросили помощи другие люди. Сестра Пушкиной Александра Ланская-Арапова обратилась к некой баронессе Врангель, которая занималась помощью «лишенцам». «Меня угнетает... непосильная забота о моей несчастной сестре... У нее объявилось нервное расстройство, порожденное волнениями и переживаемыми страхами на 87-м году. В мебелированных комнатах «Continental» ее больше не хотят держать. В моей новой квартире такой хаос, что постель негде поставить, и положение ее может только ухудшиться... Может быть, у кого-нибудь есть связи с правительством... Уговорите их принять участие в горькой судьбе ее и хотя бы временно найти ей приют в каком-либо санатории... Помогите последней в живых дочери бессмертного поэта...»
Баронесса Врангель написала письмо наркому просвещения Луначарскому. Тот отправил на дом к Марии Александровне работников Наркомсобеса для обследования «степени ее нуждаемости». Чувствуется советский подход! Императору не нужно было объяснять, почему надо помочь дочери Пушкина. Советская власть должна была убедиться, что она не накопила «излишки» и действительно бедствует. Сохранился документ — свидетельство комиссии, которая обследовала бытовые условия 86-летней Марии Гартунг. В нем говорилось, что Гартунг находится в здравом уме и трезвой памяти. Отмечалось, что в ее речи присутствует легкий французский акцент.
Надо отдать должное. Марии Александровне действительно хотели помочь. Ведь Пушкин был одним из немногих поэтов, которые выдержали «отсев», не были запрещены, могли считаться народными и даже «пролетарскими». По поводу положения Марии Александровны было собрано специальное заседание, на котором постановили:
а) ассигновать М.А. Гартунг единовременное пособие в размере 2400 рублей;
б) обратиться в народный комиссариат социального обеспечения с ходатайством о предоставлении ей убежища.
Думается, что «пенсионерку в здравом уме и трезвой памяти» действительно обеспечили бы всем, но взамен она наверняка должна бы была участвовать во многих протокольных мероприятиях, посвященных поэту. Поздно сориентировались. В марте 1919 года Гартунг умерла. Мария Александровна не успела получить первую выплату положенной ей пенсии и даже не узнала о ней. На эту пенсию ее и похоронили. Не уберегли «последнюю в живых дочь бессмертного поэта». Впрочем, чему удивляться, если и самого поэта — не уберегли.
